Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935)

Единственное психологическое исследование беспризорных, выполненное с использованием надлежащей научной методологии, провел в 1926–1927 годах Александр Лурия и его сотрудники из Академии коммунистического воспитания. Результаты были изложены в книге «Речь и интеллект деревенского, городского и беспризорного ребенка», опубликованной в 1930 году¹⁷. Лурия принадлежал к кругу психологов, сформировавшемуся вокруг Льва Выготского, который в те годы занимался исследованием высших психологических функций и разрабатывал теорию, впоследствии названную культурно-исторической: в ней подчеркивалось влияние исторических, социальных и культурных факторов на развитие человеческого разума. В то же время Лурия проводил эксперименты, разрабатывая метод, который мог быть использован для расследования различных преступлений, от кражи до убийств. Метод основывался на регистрации двигательной активности, связанной со словами, произносимыми подозреваемым в ответ на нейтральные или значимые слова, связанные с преступлением, — своеобразный детектор лжи. Среди испытуемых были и беспризорные. Можно отметить два результата, представляющие особый интерес для психологии. Во-первых, ответы деревенских и городских детей были достаточно однотипны и в целом отражали условия, в которых жили данные группы детей, тогда как ответы беспризорных демонстрировали большое разнообразие. Не выявлялась группа преобладающих слов. Например, если на слово «дом» большинство деревенских детей отвечали «амбар» или «сарай», то беспризорные давали разные ответы: «мама», «изба», «комната», «кошка» и т. д. Второй результат выявил характеристику, которая объединяла беспризорных и делала их отдельной социальной группой: это сленг. Слова из разных языков — русского, украинского, узбекского, татарского и других — смешивались со словами и выражениями преступного мира. Непонятный жаргон нередко оказывался мощным препятствием для людей, которые интересовались положением этих детей и стремились к диалогу с ними. Матвей Погребинский в книге «Фабрика людей», передавая речь беспризорных, часто использует сноски, чтобы объяснить значение ряда терминов. Первый, с которым мы сталкиваемся на страницах его книги, термин «фраер», объясняется как «тот, кто ничего не понимает в воровском мире: простак». Сегодня из литературы о ГУЛАГе нам хорошо известно это слово из уголовного (блатного) жаргона: фраер — человек неопытный и наивный, тот, кого можно легко обмануть, потенциальная жертва бандитов, сидевших в исправительно-трудовых лагерях. Ряд страниц в книге Маро (М. И. Левитиной) также отводится жаргону беспризорных, как для того, чтобы отметить их особенность, так и для того, чтобы помочь работникам детских учреждений общаться с беспризорниками в детских домах, колониях и тюрьмах. Маро приводит как уже существующие слова, значение которых было изменено, так и настоящие неологизмы, например используемые для обозначения чисел или различных категорий воров¹⁸.

Кража яблока или тряпья, которым можно прикрыть тело, могла восприниматься как спонтанное действие начинающего беспризорника, но на самом деле воровство было настоящей профессией, для которой, как показано в автобиографии Воинова, требовалось обучение, и его беспризорные проходили либо в банде, либо в тюрьме. В повести Шишкова Филька оказывается на «курсах воровства» и изучает связанную с этим терминологию.

Когда он шел в реке умываться (Филька всегда умывался с мылом), его внимание обратила группа беспризорников: они то прятались в кустах, то сходились в кучи и, проделав какую-то игру, быстро разбегались.

— Это что? — спросил он.

— Фабзауч, — ответили ему со смехом.

Филька стоял столбом и ничего не понимал. Потом догадался, что это своеобразные курсы воровства. Какой-то незнакомый Фильке шкет сдавал экзамен на «ширмача», его звали Костя Шарик, он был толстенький, лет тринадцати подросток, с красивой, круглой, быстроглазой мордочкой и пухлыми губами, одет он в матросскую рубашку и черные, в заплатках, брюки-клеш. Босой. Он ловко вырезывал у товарищей карманы, проворно «ставил ширму», т. е. передавал краденое соседу, а тот — другому беспризорнику. Костю Шарика схватывали «мильтоны», но улик не было, он выходил из воды сух, как гусь. Подошедший к Фильке Степка Стукни-в-лоб давал ему, как спец, исчерпывающие объяснения.

— Гляди, гляди, крутится. Это он в трамвае карманы режет. Видишь, барыню обчистил? Видишь, часы у гражданина снял? Гляди, гляди, перетырку делает. Видишь, двое с задней площадки винта дают?

Филька тут узнал, что внутренний карман называется «скуло», левый карман зовется «левяк», «квартиры» — это карманы брюк, «сидор» — мешок с вещами, «скрипуха» — скрипучая корзина с крышкой¹⁹.

Владение жаргоном было одним из испытаний, которым подвергались новички, желающие влиться в группу. Это была проверка: настоящие они беспризорники или шпионы. М. И. Левитина пишет: