Бессердечно влюбленный

Он удивлённо улыбнулся, словно никто его никогда так не называл.

— Я?

— Ты, — я провела кончиком пальца по его кисти. — А ведь я ничего о тебе не знаю. У тебя даже страницы в соцсетях нет. Я искала.

— А что тебе интересно?

— Всё.

Он снова удивился, подскочил на ноги, подал мне руку. Я встала. И Миша одёрнул футболку и поклонился.

— Позволь представиться: Михаил Валерьевич Черенцов, 29 лет, родился 1 апреля, по гороскопу Овен, директор и владелец компании «Инженерные системы», характер отвратительный, неженат.

Я сделала кокетливый реверанс:

— Enchantée[42]. А я Виктория Алексеевна Иванова, 26 лет, день рождения — 4 июня, переводчик, преподаватель иностранных языков и писатель, — я покраснела, — да, прости, я наврала: я пишу, и даже продаю свой роман, правда пока только онлайн и пока только один. Характер ужас, как на американских горках. Ну, ты заметил.

— Зато не скучно, — рассмеялся Миша и поцеловал мне руку. — Приятно познакомиться, Виктория Алексеевна!

— И мне, — зарделась я.

— Вы позволите угостить вас завтраком?

— А круассаны будут? Умираю, хочу настоящего французского круассана! Ещё не пробовала…

— Неужели Дарья все сама слопала? — удивился он.

Глава 21

— А почему я удав? — спросил я.

Вика чуть не поперхнулась кусочком ароматно-пушистой сдобы, свёрнутой в круассан. Закашлялась. Я поднёс к её губам чашку с латте.

— Запивай скорее.

Она послушалась.

Вокруг нас курлыкали французы. Кафе было мелкое, обычное — деревянных столиков натыкано по три на квадратный метр, стулья толпой, запах кофе и ванили, на полу — чёрно-белая плитка. И при всём том уютно и празднично. И постоянно так хорошо, что смеяться хочется или целовать её. Может, над Парижем распыляют что-то такое, из серии веселящих афродизиаков?

На розовых губах Вики осталась нежная белая пенка. Съел бы.

— Так почему я удав?

Вика, краснея, засмеялась. Она так мило смущается!

— Ну, потому что ты смотришь… будто сейчас задушишь.

— Страшно?

— Очень, — кивнула она.

— Хорошо. Я долго тренировался.

— Зачем? — изумлённо моргнула Вика. — Ты так намного красивее.

Я хмыкнул.

— А думаешь кто-нибудь из этих заносчивых менеджеров со списком рекомендаций и жизненным опытом стал бы слушать пацана? Пару дней хватило, чтобы понять: с демократией много не нарулишь. Особенно когда тебя априори ненавидят за то, что ты ещё сопляк, а уже владелец. Ведь отец вручил завод, когда мне было двадцать пять. Почти. И сказал: твоё, управляй.

— Так рано! — ахнула Вика. — А что ты делал до этого?

— У отца работал. Во всех отделах понемногу.

— Прям во всех?

— Участь дворника меня миновала. А так и младшим инженером поработал, и в отделе Сервиса, и в продажах, и в маркетинге. В банке был даже курьером, и почту сортировал, когда на каникулы приезжал из интерната.

— Как из интерната? — опешила Вика.

— Обычно. Из спортивного. Лёгкая атлетика. Сначала в России пять лет, потом два года в Штатах.

— Ничего себе! Ты хотел стать профессиональным спортсменом?

— Нет.

— А зачем тогда?.. — округлились у неё глаза. — Дома ведь лучше.

— Не факт. — Я отпил бурды с травой, которую французы обозвали чаем. — Спорт закаляет характер. Дисциплина выбивает дурь.

— Неужели у тебя было так много дури? — неловко хихикнув, пробормотала Вика.

— И не поверишь! — усмехнулся я. — Лет в двенадцать я забил на учёбу, подсел на компьютерные игры. Отец как раз завёл новую пассию, а я принялся всячески изводить её. Даже налил ей в кошелёк клея и въехал на только что подаренном ей Мерсе в стену конюшни. Дурак был ещё мелкий, не мог отцу простить, что он так быстро маму забыл. Потом сбежал к бабушке с дедушкой, к маминым. Только, как кретин, прихватил с собой его кредитую карточку. Нашли меня в два счёта. Кстати, с тех пор мне денег карманных и не давали больше. Только что заработал сам, то моё. В школе даже стыдно было: вроде сын банкира, а одет хуже всех, причём ни на кино, ни на мороженое денег не было. Ешь только то, что в столовке дают. Ненавижу столовки с их запахом. Лучше ничего не съесть, чем гадость.

Вика опустила ресницы, задумавшись о чём-то.

— А давай не будем об этом, — махнул я рукой. — Ерунда…

Голубые глазищи снова уставились на меня, куда-то в самую душу.

— Нет-нет, рассказывай!

— Да это не интересно.

— Наоборот, про тебя мне интересно всё. Просто стало многое понятно.

— Что, например? — удивился я.

— Правильно на востоке говорят: «Понять человека можно, только походив в его туфлях», — вздохнула она. — А судить кого-то — последнее дело. Теперь мне понятно твоё отношение к запахам в офисе. И да, извини за тот котлетно-борщевой терракт.

Терракт? То есть там был какой-то злой умысел? Хм… Но ведь вкусные были котлеты. Так что надо ковать железо, пока горячо! И я сказал с наносной строгостью, словно раскусил уловку давно и сразу:

— Он будет прощён только при одном условии.

— Каком?

— Ты должна мне раскрыть все секреты технологии приготовления котлет.

Вика улыбнулась:

— Да там нет никаких секретов. Хорошее мясо, лук и картошка.

— Не скажи, — ответил я. — Я пробовал такие сделать, у меня не получилось.

— Ты?! Котлеты?!