– Давайте же, убитые горем поклонницы, жадные беспринципные люди, покажитесь. Скажите мне, что это все ложь, – шептала я сама себе, читая документы.
Похоже, вселенная услышала меня, потому что через пару минут черный конверт выпал из очередного файла с бумажками. Он был проложен бумагой и запечатан.
Я подняла голову, проверяя комнату и прислушиваясь к шороху за дверьми в коридоре. Все было чисто. Я взяла нож для открывания конвертов и разрезала его, после чего пачка пожелтевшей бумаги разлетелась по ковру. Я взяла одно письмо, мое сердце быстро билось, норовя выпрыгнуть из груди. Почерк казался знакомым, но странным, написано было курсивом, очень сжато, будто человек пытался сэкономить место на бумаге.
Письмо выпало из моих рук.
Руслана говорила про Николая. Но что она имела в виду, когда писала, что сделала, как просил папа? Почему папа попросил ее не отвечать Ники после переезда? Это была не та версия, которую рассказывал мне папа все эти годы о том, что произошло в тот ужасный день.
Одна вещь, которой не требовалось сноровки детектива, это догадаться, что у них была интрижка. Я поняла, что «она» была моей мамой, которая и правда отказалась от ежегодного празднования Рождества в пользу загара в Сиднее. Не было ничего удивительного в том, что папа и Руслана забирали меня куда-то на праздники, чтобы отвлечь от того, что, по сути, настоящей матери у меня не было. Но Руслана всегда оставалась в отдельной комнате и почти не говорила с моим отцом. Я взяла еще одно письмо.
Мой желудок резко перевернулся. Руслана и Николай не общались все эти годы? Как мой отец был причастен к этому? Он выглядел по-настоящему взбешенным в тот день, когда нашел нас с Ники, разыгрывающих эту сцену из «Искупления». Но он не мог… Он бы никогда…
Бедный Ники. Неужели мой отец был способен на такие зверства?
Я схватила еще одно письмо, а потом еще одно. Буквы становились размытыми из-за непролитых слез.