Бессердечный

– Ты говорила, что снимала мусорку на предмет красоты, – подковырнул я, делал так всегда.

– Было много вариантов, но, – Кира рассмеялась, вспомнив этот случай, – всё-таки мусорка опровергает мою теорию о красоте этого мира.

– Мне показалось, ты показываешь только красоту природы? – удивился я.

– Да что это я! – Кира окунулась в фотоаппарат, – Шучу! Природа без человека прекрасна в любом случае и это неизменно, это я уже доказала в коллекции «Без людей», теперь доказываю: может ли мир быть весь красив, вместе с людьми.

– И как успехи? – я тащил пакеты с едой на кухню, и Кира поспешила за мной.

– Положительного влияния людей не обнаружила, – она помогала выкладывать продукты и с недовольством обнаружила, что выходные у меня не скоро, а у неё намечался некий социальный эксперимент. Так я и не узнал о том эксперименте.

Стояло шестое февраля, ещё сильно морозило и задувало снегом, изредка проклёвывалось солнце сквозь заснеженное небо. Я не думал о том, что осталось всего четыре дня – главное на сегодня стало вернуть доверие Киры, без него мне не справиться. Всегда когда она мне помогала я узнавал что-то новое и непременно важное, чем предыдущее, и если не получал ответа на заданный вопрос, то мы подступали окольными путями и часто добивались результата. Сейчас мне нужен был такой результат во что бы то ни стало, от этого внутри переворачивались русла рек, которые до того беззаботно плыли в заданном им направлении – а теперь им указали новый путь и заставили ускориться.

Киры не оказалось дома, и я ушёл дожидаться её во двор, что-то подсказывало мне – придёт она не одна. Да так и вышло: она зашла в подъезд с Кириллом в привычном темпе, весёлая и довольная, но именно это меня и напрягло. Не было в этой картине правды, иллюзорностью пахло за версту. И это различие между реальностью и представлением ушло сразу же после того как я напомнил себе зачем я вернулся. Присутствие рыжего наглеца разожгло во мне огонь, на который чуть дунет ветер – он сам решит, что делать с жертвой. А я-то знаю, что произойдёт, поэтому запихнул огонь поглубже – расточаться на него было бы верхом глупости, когда целью являлось примирение и к моему внутреннему удивлению и изумлению неуместное в отсутствии обид. Неприятное чувство дежавю настигло на лестнице вновь: Кирилл ещё обнимал Киру и в момент, когда она хотела закрывать дверь, я окликнул их, и как назло внимание обратила не она. Не то чтобы я издал воинственный кличь и размахивал боевым знаменем, нет. Вид имел вполне дружелюбный, даже улыбался, но Кириллу так не показалось, он злобу и не попытался скрыть.

– Снова разбираться пришёл? Ты в прошлый раз так и ничего не понял? – он с самого порога при Кире оттолкнул меня.

– Да подожди ты, я не к тебе пришёл! – опешил я и отсёк следующую попытку столкнуть меня на лестницу. А Кира смотрела на всё расфокусированным взглядом, как будто не имел к происходящему отношения.

– Вильям, глупый ты, – с какой-то внезапной среди всего прочего жалостью сказал он и опустил глаза, как родитель уставший добиваться от ребёнка осмысленности, которая придёт позже.

Я вовсе не понимал что происходит, но его тон колыхнул во мне множество рецепторов – запустил неведомую мне реакцию, и по мне прокатилась волна. Не знаю, волна чего это была, только дурно стало, как перед плохим событием. Оно случится, но когда, неизвестно, а ты уже чуешь его запах, ощущаешь дрожь.

– Кира, почему ты молчишь? – попытался подойти к ней, её друг уже не вмешивался. Я захотел обнять её и сказать, как рад её видеть, как соскучился, всё сказать в одном прикосновении, но она промолчала, чего-то опасаясь, и ушла в квартиру. Глаза её еле заметно блеснули, и видно было – она не хотела уходить и возможно даже улыбнулась, если бы не он. И я обозлился на него, на мир, на всё что было и стало всё равно, что там в прошлом – важно что сейчас я стою и теряю ту, что заменила мне воспоминания. Думать ни о ком больше я не мог. Я со всей злостью толкнул Кирилла, и что-то напомнил мне этот тычок: в голове вспыхнул темнеющие деревья, что напугают даже взрослого, компания молодых людей примерно одногодок, было темно и не понятно кто они. Но наваждение не отступило, оно нахлынуло с новой силой, когда он ответил тем же.