Бессердечный

– Уходи! Не веди себя как ребёнок, пора бы повзрослеть!

Я опешил, почему он говорит со мной как со старым знакомым, нет – его интонация утверждала, что знает меня он давно. Что-то не давало мне вредить ему, будто не на него я злился, а он завёлся.

– Да кому нужно была твоя отчётность и правильность? Так и будешь ничего не замечать вокруг себя, святоша-Вильям…

Он повернулся ко мне боком на долю секунды, его шарф сполз под пальто и оголи шею и я увидел родимое пятно – рыжий крест, знакомый до боли, он врезался в мою память, ну конечно я знаю его таких людей не забывают, таких уже не стереть из головы, как не старайся. Меня затянуло в тёмное холодное видение, и я увидел его, как он успокаивал темноволосого парня, что накидывался на меня с яростью, а потом, потом я вспомнил откуда такой тон… Он бежал к машине скорой помощи, а я был пригвождён к дереву. Пробежала опустошающая рябь, я начал задыхаться, а мне твердили врачи – не волноваться, ни в коем случае. Резко закололо сердце, глотая, как рыба воздух, я потерял землю под ногами, она ушла внезапно и легко. Последнее что я увидел – это Кирилла, своего лучшего друга, как он стоял надо мною и пытался помочь, но я закрыл глаза, показалось, так станет легче дышать, пока в голове отчётливо билось чувство предательства. Вспомнить, что у тебя были друзья и тут же увидеть, как они поступили с тобой, ощутить вновь, так внезапно и явно, будто я оказался вновь тем вечером по настоящему приколот к дереву собственным другом, один из которых, стоял рядом и пытался помочь. Никогда не знал, как вернуться воспоминания. Они нахлынули вовсе не извне, а заполонили меня изнутри чётким осознанием, как будто прорвало плотину, и вода бешено хлынула во все стороны, снося всё на пути. Лес, надвигающийся вечер, окутывающая испугом ссора – видение прокручивалось раз за разом, наполняя меня, и я фактически ощущал, как сильно колит в груди, как пульсирует от негодования и горит висок. Фантомная боль стала реальна, и пошевелиться я уже не мог, и оставался пригвождённым к дереву в лесу, окружённый друзьями, они испуганно смотрели на меня, будто видели мертвеца. Первым в темноту, прорезаемую фарами скорой помощи, ушёл Симон, я знал его с самого детства, и от этого стало только больнее, а за ним тихо как тень исчез Дмитрий – самый тихий и спокойный парень, и со мной остался лишь Кирилл, до конца.

Глава 3.

В предоперационной палате города Заречного напротив окна на шатающемся старом коричневом стуле с ещё целой спинкой сидела Кира. Она укуталась в плед, принесённый Кириллом: в верхней одежде в палату не пускают, а тут довольно холодно. В помещении стояла неуютная атмосфера, но Киру это перестало волновать ещё вчера, она не спала уже два дня и не выходила из палаты. Только, когда приходили родители Вильяма, она виновато отходила к окну, но всё же оставалась в помещении. Сейчас она решилась поговорить с ним, но передумала и попросила Кирилла принести из её дома единственную не прочтённую его другом книгу.

Кира сидела на стуле и при дневном не обжигающем глаза свете читала:

– Гадюка была красивая: толстая, тугая до кончика хвоста оплетённая замысловатым узором.

Вильям тихонько приоткрыл глаза, делая всё неспешно, услышал знакомый голос, попытался определить, где он и, поняв, ещё немного полежал с закрытыми глазами, слушая книгу. Больной не захотел говорить и обращать на себя внимания.

– Она жила здесь всегда, сколько я себя помнила. И всегда я говорила ей одни и те же слова, – Кира подняла взгляд на Вильяма и, почувствовав изменения, отложила книг к нему на кровать.

– Женщины к слову захватывают зрением больший ракурс, – она лукаво улыбнулась и нависла над ним, наблюдая за его кирпичным лицом. Он по-прежнему не шевелил не яблоками глаз, не ушами, его губы ничуть не шелохнулись. Кира на секунду допустила что ошиблась, но куда там – она доверяла своим ощущениям, слушалась их. Девушка запустила руку в его чёрные волосы, нежно погладила, обвила лицо:

– Я видела, ты глаза открывал, – сказала она неуверенно.

На лицо натянулась улыбка, глаза медленно с неохотой открылись: жёлтые с янтарным оттенком, он молча потянул к ней руку. Они смотрели друг на друга предоставляя возможность оппоненту выговориться первым, но молчание слишком затянулось. Вильям держал Киру за руку и ничего не говорил, он не хотел говорить – хотел слышать, и от этого могло показаться, что от такого гиблого места, как эта больница можно было потерять дар речи. Но на дырчатые стены он вовсе не смотрел, если только не умел видеть сквозь чьи-то карие глаза.

– Ты прости, что сразу не сказала: мы, я с Кириллом не пара.

Вильям не отводил от неё взгляд.

– Мы сговорились. Да, вот так! – Кира начинала краснеть. – Чтобы тебе помочь. Помнишь социальный эксперимент, в который…