Бессердечный

После слов, что Кира не пара с наглым рыжим парнем – улыбка Вильяма стала ещё шире. Он притянул её к себе и всё, что она бубнила, стало для него не важно, он обнял, прижал к себе её, так сильно, как смог; он гладил пушистые волосы, запускал в них руки и тёрся об них щекой как кот. Но Кира не смогла молчать, понимая, что обязана сказать всю правду – по-другому её совесть не отпустит.

– Мы вывели теорию, что вернуть память можно ещё одним способом – приблизить человека к той ситуации, в которой он её потерял.

Вдруг совсем неожиданно прозвучал вопрос.

– Так ты на меня не злилась?

Но вместо ответа она поцеловала его: зачем объяснять, то, что можно выразить действиями? Бесцеремонно в дверь вошёл Кирилл – озабоченный, хмурый, он держал в руках стопку фотографий и перебирал их. Когда он увидел, что друг очнулся, вся озадаченность и хмурость прошла и сменилась радостью, он подошёл к кровати, сел на корточки и начал показывать их другу.

– Это – наш штаб, – сказал он заинтересованно. На фото, довольно старом, порядком выцветшем красовалось полу выжженное грязно-жёлтое поле, а в середине треугольное дерево: его корни разрослись в длину, а поломанная крона стала навесом. Вильям не успевал говорить, что помнит, то или иное место, как Кирилл показывал новую фотографию. И общее фото на фоне его дома, и экскурсию в музей искусств с классом 7б, на которой ребятам явно не было интересно, и фото возле бара, и с соревнования по стрельбе из лука. В последнюю фотографию он вцепился и уставился на скопление мишеней и еле заметную фигуру себя в бело-синей форме и многозначительно произнёс: «А, помню, здесь я занял четвёртое место по району, только начинал заниматься. Сильно ещё расстроился, что не первое – меня Фомин Влад обогнал из соседнего класса». Кирилл не переставал удивляться и радоваться, но фотографии кончились, и в руках у него осталась лишь одна.

– А эту фотографию я сделал на память, чтобы помнить ради чего я на хирурга поступил, – сказал он с грустью и протянул с какой-то неуверенностью эту последнюю фотографию. Кровать завалили пёстрыми снимками, словно очистками от семечек. Кира смотрела их вместе с ребятами, попутно складывала на место в аккуратную стопку. Все затихли: на фотографии Вильям лежал в коме, окружённый аппаратами, искусственно поддерживающими жизнь, включая кислородную маску, а рядом сидел друг и держал его за руку.

– Родители попросили, чтобы я больше не появлялся в больнице.

Кирилл взял фотографию назад и вложил во внутренний карман пиджака.

– Я знаю, что козёл и бросил тебя, что не смог остановить Симона. Но кто же знал, что так получится.

–Бросил? – удивился его друг. – А что ты здесь делаешь? Кто всё это разыграл, этот спектакль? В театр тут же перехотелось! – Вильям привстал, он улыбался. – Ребята, я всё прощу, но только тому, кто это заслужил, – он протянул руку другу, крепко пожал и обнял его.

– Ты же всё вспомнил? – озадачился Кирилл.

– Кто его знает!? То, что хотел – вспомнил… – он посмотрел на одну из общих фотографий с отвращением и мерзостью и откинул её, – то, что хотел.

– И ничего большего?

Кира пододвинула стул ближе, усталая за два дня облокотилась на колени Вильяма, он погладил её по голове.

– Да почему же ничего! Много чего. Для начала себя вернул: чувствовал раньше, что из меня кусок выгрызли, да так и оставили, а сейчас всё зажило, и кусок этот нарастили и хотя от этого нелегко, стало лучше, намного. Лучше знать даже то, что тебя загнали в кому друзья, чем всю жизнь слушать это от других людей и не верить. Кира, она солнышко – не знаю, как, но она смогла мне помочь, не без твоей помощи, конечно.

– И куда дальше помнишь? – Кирилл за время разговора успел помельтешить по маленькой комнатке и стоял возле выхода, держа руку на дверной ручке советских времён.

– Истфак, как и задумывалось. История дружит со всеми науками, а науки дружат с историей, вот так, – он улыбнулся так, как улыбался до всей этой истории – искренни. – А где чёрный питон, куда он подевался после того дня?

– Ни питона, ни Симона и Дмитрия, оставь их в прошлом, Вильям. Ты, наконец, здесь и сейчас, цени это, мы все теперь – здесь и сейчас.

Эпилог.