Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино

В первом случае насилие оправданно и даже в каком-то смысле справедливо (Элвис убеждает Кларенса, что полицейские Детройта будут счастливы, если кто-то в городе убьет всех сутенеров): Кларенс наказывает Дрексела. Кокотти в сцене с Клиффом оказывается не в состоянии совладать со своим гневом, хотя он «никого не убивал с 1984 года». Насилие со стороны Кокотти иррационально, импульсивно и в конечном счете скорее освобождает жертву, нежели наказывает. Сцена с Алабамой и Вирджелом наиболее сложная: Алабама одновременно освобождается от безжалостного убийцы (в перерыве между ее избиениями Вирджел рассказывает, что впервые убивать сложно, но с каждым последующим разом перестаешь что-то чувствовать) и наказывает его. По сценарию Алабама еще долго избивала Вирджела после его смерти, но от этой идеи пришлось отказаться, так как фильм рисковал получить самую жесткую рейтинговую отметку.

В этих трех сценах насилия каждый раз побеждает тот, кто лучше контролирует ситуацию. И вовсе необязательно это должен быть более сильный герой, то есть тот, кто доминирует. Более того, даже в случае насильственной смерти Клифф одерживает победу, нарочно оскорбляя сицилийцев, так как понимает, что ему лучше умереть сразу, чем в мучениях, — исход встречи с Кокотти известен изначально. То есть доминируют в эпизодах насилия именно Кларенс, Клифф и Алабама. Однако если Кларенс изначально просчитал ситуацию и готовился к нападению, то Алабама не была готова к стычке и ориентировалась уже в процессе драки, отвлекая внимание своего обидчика насмехательством над его внешним видом. Галлафент считает нанесение ему удара штопором из швейцарского ножа сексуально символичным и даже проводит аналогии с «последней девушкой»[173]. Но такая интерпретация не выглядит очень убедительной. Главное в том, что, несмотря на то что насилие в фильме довольно жесткое, оно динамично, подвижно и не оказывает на зрителя нагнетающего эффекта. Акты насилия происходят быстро. Этим, кстати, Скотт тоже отличается от Тарантино.

Принципиально важна тема секса в фильме. Это как раз тот момент, на который Галлафент не обращает никакого внимания. Прежде всего в первоначальном варианте сценария, в котором, кстати, повествование опять же атемпорально, был диалог о куннилингусе. Эту тему обсуждал большой Дон в лице Сэмюэла Л. Джексона, роль которого в итоге почти полностью вырезали. Большой Дон возмущался тем, что чернокожим мужчинам приходится заниматься такими вещами. Кроме того, в том же варианте сценария была сцена, в которой Кларенс воображал монолог сутенера Дрексела об Алабаме, в котором тот ее сексуально объективировал (некоторым образом текст напоминает диалог между героями Харви Кейтеля и Роберта Де Ниро в фильме Мартина Скорсезе «Таксист», но об этом позже). Все это было вырезано. Таким образом, Тарантино эксплуатировал в своих ранних сценариях тему секса. Однако это ничуть не отменяет того, что долгое время секс ему был в принципе неинтересен. Секс для него важен именно как тема для разговора, нежели его визуальное воплощение, и как тема в диалоге это производило яркое впечатление.

Однако в варианте текста, по которому в итоге ставили фильм, секса практически не было. Единственная постельная сцена, которая есть в тексте, — это первая ночь Кларенса и Алабамы. Самое главное в том, как она прописана. Это не эротическая сцена, но прежде всего диалог: «Кларенс и Алабама занимаются любовью в его постели. Но, несмотря на то что они сохраняют ритм во время полового акта, Кларенс не может заткнуться. Следующий диалог — это именно то, чем он является: мужчина и женщина в страстных объятиях пытаются продолжать разговор»[174]. Возможно, это единственное место в ранних (на самом деле во всех) работах Тарантино, где он пытается ввести в повествование изображение почти нормального полового акта, то есть относительно продолжительную эротическую сцену с мужчиной и женщиной. Но, конечно, секс здесь почти ни при чем, разве что он подсказывает нам одну очевидную истину: для Квентина Тарантино диалог — это настоящий секс.