Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино

Проблема была в том, что даже авторы, которым Тарантино должен был однозначно нравиться, в конце концов очень быстро устали от его популярности. В середине 1990-х группа энтузиастов выпустила номер студенческой газеты «Латинский квартал». Критик Станислав Ростоцкий, который является не только настоящим знатоком культового кино, но и культовым зрителем par excellence, написал в газету статью про Джона Карпентера как культового автора. Но начинал он свой текст не с Карпентера, а с Тарантино: «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: Тарантино больше не катит. Держать касеты (sic) с „Pulp Fiction“ дома (пусть и в тайничке, рядом со срамными открытками) — верх дурного вкуса. Расслабленная героиновая болтовня нью-йоркских (sic) гангстеров прикалывает публику куда меньше, чем брутальный (героиновый же) беспредел эдинбургских наркоманов из Trainspotting, а за песню „Девушка, ты скоро станешь женщиной“ в приличной компании могут и навешать. Сей прискорбный и в определенной степени несправедливый факт свидетельствует только об одном: старина Квентин был режиссером модным. Но не культовым»[285]. Это очень важный текст, так как говорит нам о следующем: если одни критики не могли смириться с тем, что Тарантино претендовал на статус высокого искусства, другие не могли принять режиссера по той причине, что он стал слишком модным. Небольшой отрывок из текста Ростоцкого свидетельствует как раз о том, насколько Тарантино пользовался народной любовью. Настоящих культистов такая популярность не могла не раздражать. Иными словами, понятно, что в исторической перспективе Ростоцкий оказался не прав, но ретроактивно, именно в тот момент, когда критик писал цитируемые строки, он был прав абсолютно: популярность превращает сколь угодно оригинальный продукт в пошлость. Самое главное, что Ростоцкий оказался настолько прозорливым, что где-то на шесть-семь лет и даже больше опередил всех тех, кто с выходом первого тома «Убить Билла» станет писать, что Тарантино «убил культовое кино». Ростоцкий превозносил Карпентера как истинно культового режиссера и отказывал в этом статусе Тарантино. И если даже такой ажиотаж вокруг «Криминального чтива» был у нас, что говорить о Западе? Хотя, допускаю, что у нас, на черноземе, готовом принять любые достойные семена и дать богатый урожай, это кино могло быть куда более востребованным. Впрочем, сам Тарантино понимал, что происходит: «„Чти-во“ вызвало множество заблуждений, упований, дезинформации… поскольку медиа достигли критической точки, то меня могли только ненавидеть, мною пресытились и от меня уже тошнило»[286].

Впрочем, надо сделать оговорку, что «Криминальное чтиво» в России не пользовалось такой же славой, как «Титаник» (1998) Джеймса Кэмерона или «Матрица» (1999) на тот момент еще братьев Вачовски. Есть многочисленные свидетельства, что в разных регионах продавцы нелегальных (а позднее легальных) видеокассет, став проводниками вкуса, сами рекомендовали своим клиентам «Криминальное чтиво», так как фильм хотя и пользовался спросом, но все же весьма умеренным. Однако среди активной молодежи не знать «Криминальное чтиво» было нельзя. А пока те, кого в России тошнило от Тарантино, писали о других своих героях, в некоторых молодежных изданиях режиссером все еще продолжали восхищаться. Так, в 1997 году Сергей Копытцев в журнале «Ровесник» среди двадцати молодежных культовых фильмов наряду с культовой классикой типа «Таксист» (1976) Мартина Скорсезе, «Представление» (1970) Николаса Роуга и Дональда Кэммела, «Бегущий по лезвию» (1982) Ридли Скотта писал про «Бешеных псов», «Криминальное чтиво», «Леон» (1994) Люка Бессона и «На игле» (1996) Дэнни Бойла[287].