Бессмертие

— Все три. Виноград мог увянуть, но не от дурного глаза бедного дедушки, а от плохой обрезки, от лишних листьев, от сырой тени. Про жернова вам Кадыр-ака метко сказал. А если и не поскупился Кабул на важную покупку для своей мельницы, то ему жуликоватые торговцы плохие камни подсунули. Это уж как пить дать!

— А гора?!

— Попросите деда Мухсина сколько угодно смотреть на гору и хвалить ее при этом не переставая, никакого землетрясения не будет. Могу поспорить. Пусть хоть с утра до вечера смотрит и хвалит! Хоть сейчас. Хоть завтра. Ну? Кто готов поспорить со мной? Боитесь? Может, деда и на улице не было, когда землетрясение случилось. Может, дед еще не родился, а камни уже лежали в арчовой роще.

— Молодец! — азартно засмеялся над примолкшей компанией чайханщик. — Так их!

— Не грех и еще учесть…

— Что?

— Небось вы и сами кое-что прибавили для интереса!

Главарь тоже рассмеялся:

— Без этого хороших рассказов не бывает!

— Теперь я тебя спрошу, если можно, — сказал Масуд главарю, доставая из кармана свернутую в трубку и успевшую малость потрепаться газету. — На, держи… Что это такое, знаешь?

— Газит! — задрав голову, вызывающе ответил безбородый атаман картежников.

— Правильно, уже и тебе знакома газета… Давай прочти что-нибудь! Там много интересного написано, верней, напечатано… Читай «газит»! Ну, хотя бы одно название. Как она называется?

Безбородый молчал, потея от натуги. В конце концов усмехнулся и выдавил из себя:

— Э… э…

— Ну вот! Держишь газету, а только всего и прочитал, что «Э…»!

— Так его, так! — повторял чайханщик ликуя, протянул руку и взял газету, а потом, наморщив лоб, прочитал по складам: — «Ки-зи-и-ил Уз-бе-ки-и-и-стон»!

— Да, «Красный Узбекистан», правильно! Где научились?

— Там спрошу, там… Когда хочешь, то научишься… Везде!

— Возьмите себе газету, Кадыр-ака, почитаете в свободный час и узнаете, как живут люди в других кишлаках, в Ташкенте, что делается совсем далеко от нас, в Петрограде, в Москве! — И Масуд повернул свою кудлатую черную голову к атаману: — А ты — хочешь знать, что пишет газета, приходи в школу, записывайся в ликбез. Создадим курсы для взрослых, на днях откроем. Через несколько месяцев сам начнешь читать. И писать!

Атаман засмеялся — то ли над Масудом, то ли от забавности этого обещания, показавшегося ему несбыточным, трудно было понять. А косоглазый насмешливо заметил:

— У нас двое бедняг уже пытались открыть этот самый… ликбез!

— Я знаю, — серьезно сказал Масуд. — Потому и приехал… Меня убьют трусливые бандиты, приедет четвертый, и ликбез все равно откроется.

— Почему это они трусливые? — перебил голосистый парень в красных сапожках.

— Из-за угла убивают, — сказал чайханщик.

— И не только поэтому, — добавил Масуд. — Они боятся грамотных крестьян. Грамотными трудней командовать, а они командовать хотят. Вот и боятся нас, учителей… Мешают. Убивают.

— А ты говоришь — откроют! — вызывающе сказал главный, сузив без того мелкие глаза. — А если всех убьют?

Масуд засмеялся:

— Руки коротки. Мне-то самому ликбез ведь не нужен, я уже читаю и пишу, я приехал крестьянам помочь. А их больше, чем бандитов. Неужели они дадут себя запугать? Никогда!

— Да, не дадим, — сказал чайханщик. — А вы… вы…

— Вы, четверо, как слепые, — договорил за него Масуд.

Парень в красных сапогах вскочил и крикнул:

— Чего это они тут раскомандовались?

— Я не командую, — сказал Масуд, — я тебя, дурака, в школу зову.

— Двое таких уже лежат, тебе показать где?

Масуд проследил за взмахом его руки и спросил чайханщика:

— Там кладбище?

— Там. Их могилы вон за теми тремя тополями. Видите?

— Кто похоронил?

— Люди.

Масуд опять повернулся к компании:

— Не такие, конечно.

— Нас это не касается, — проворчал главарь.

— Похоже, вас ничего не касается… — Масуд спрыгнул с настила, называемого «сури», и взял велосипед. — Эх-ма! Но — коснется! — крикнул он картежникам, один из которых уже достал из-под халата и перетасовывал колоду. — Кадыр-ака! Где школа?

— Я покажу.

Кадыр-ака тоже спрыгнул с сури и вместе с Масудом отошел немного от чайханы.

— Не ходите туда, — заговорил он быстро, взяв его за руку на руле велосипеда. — Не ходите в этот несчастный дом! Проклятое это место!

— Да место тут ни при чем.

— Как же так! За месяц из него два трупа вынесли!

— Не место… — проговорил Масуд. — Враги виноваты.

Кадыр-ака крепче сжал его руку.

— Конечно! Может быть, они уже там, в укромном углу. Притаились…

— А кто это может быть, по-вашему?

— Если бы я знал, сам… — чайханщик показал, как он сам задушил бы убийц. — Послушайте, учитель… Послушайте меня! Я постарше вас, вдвое больше рубах износил! Не ходите! Не живите там!

— А где же мне жить? — спросил Масуд.

— Идемте ко мне. У меня детей нет, одна Умринисо, моя жена. Рада будет. Прошу.

— Спасибо. В чайхане вашей буду частым гостем, Кадыр-ака. Не волнуйтесь.

— А вас как зовут? — спросил чайханщик.

— Масуд.

— Значит, в чайхану будете приходить, Масуд?

— А вы ко мне приходите. Где дом Нарходжабая?

— Вон.

— Тот белый, на возвышенности?

— Да.

— Так я уже был там! Этот самый, где сельсовет?