Бессмертие надо заслужить!

Над этим мы думали минут двадцать и пришли к следующему: поскольку схватка закончилась боевой ничьей, то право на Нину остаётся у обоих. Но так как реализовать его мы можем только по очереди, то остаётся выяснить, кто станет первым, а кто вторым. Тот, кто реализует право первой ночи, становится условным «синьором» и в дальнейшем покидает театральную студию, никогда больше не претендуя на Нину. Второй же, уступив «синьору», дальше может крутить с ней роман, сколько угодно, на правах условного «мужа». До первой ночи «муж» никак не препятствует «синьору» и не пытается связаться с Ниной. Для определения же очередности было решено прибегнуть к старому доброму «шнурки-подошва» — подкидыванию ногой собственного башмака, чтобы он подлетел выше роста бросающего и сделал в воздухе несколько оборотов. Чей башмак упадёт на подошву, тот и станет «синьором».

Честно говоря, я не знал, кем хочу быть больше — «синьором» или «мужем». Радоваться и огорчаться можно было любому исходу, но, когда мой кроссовок, взлетев метра на три вверх, раз пять перекувырнувшись, приземлился лицевой стороной вниз и завалился на бок, я почувствовал болезненный укол. Оставалось дождаться, каким будет результат Выготского. Иван перестарался: его туфель улетел за ограждающий парапет, и рухнул во двор. Мы разом присели, ожидая услышать внизу чей-нибудь предсмертный вопль. Вопля не последовало. Оставалось отправиться на поиски. Выготский, слегка припадая на разутую ногу, старался меня опередить, чтобы я, обнаружив туфель первым, не вздумал его перевернуть.

— Подошва! — заорал он почти сразу, как только мы вышли из подъезда.

И точно: башмак лежал посреди газона так, словно его туда заботливо поставили.

— Поздравляю, — кисло произнёс я. — И сразу сообщи. Ну, ты понимаешь.

— Ок, — небрежно подтвердил он. — Слово «синьора»!..

Мы обменялись для связи кодовыми словами, чем впоследствии ни разу не воспользовались. Иван вызвал авиатакси и, не скрывая улыбки победителя, полетел в кафе, где мы оставили Нину, а я зачем-то вернулся на крышу. Тревожная мысль, что теперь нас ждут неприятности — мысль, которую до сих пор получалось отгонять на край сознания — беспрепятственно переместилась в центр, и под её влиянием вдруг возникла потребность срочно полюбоваться закатом. Почему-то стало казаться, что это занятие каким-то образом поможет защититься от завтрашних ударов судьбы. Следом возникло ощущение, что то, что случится завтра, будет происходить не совсем со мной, а значит, и с Выготским дрался не совсем я, и кто тут сейчас сидит на крыше — загадка для учёных всего мира.

Потом вспомнилось, что теперь я буду с Ниной, и собственное «я» из осколков склеилось воедино. Я буду с Ниной! Она досталась мне — вот, что главное! А то, что с ней сначала переспит Выготский, так и подумаешь!.. Лишь бы этот корявый туфлеметатель не затягивал дело надолго…

Наконец, в ухе мягко прозвучало: «Рекомендация: отправляйтесь домой», и на этот раз я беспрекословно подчинился.

На следующий день нас в сопровождении родителей вызвали в суд для рассмотрения дела «о нарушении общественного порядка с проявлением ярко-оранжевого уровня агрессивности». Тётечка в зелёной мантии почему-то и не подумала сказать: а вот этого парня, который вчера старательно пялился на солнце, я освобождаю от всякой ответственности. Наоборот: она сразу же дала понять, что наша вина обоюдна, бесспорна и при этом ужасна.

Между прочим, дело рассматривалось на Зелинского, а не на Цветном, что означало — Нина осталась за скобками процесса. Это было здорово, но нашу участь не облегчило. Для начала судья зачитала все оскорбительные слова, которыми мы ментально награждали друг друга на протяжении месяцев и те, которыми обменялись в ходе поединка. Затем в качестве сильно отягчающего обстоятельства перечислила все рекомендации Системы о нежелательности нашего личного общения, её категорические требования прекратить потасовку и, как апофеоз, — необходимость прямого вмешательства.

Нашлись и индивидуальные отягчающие. У Ивана: удар пальцем в глаз (могло привести к повреждению зрительной коммуникации) и улетевший за пределы крыши туфель (создание угрозы жизни окружающих). У меня: изначальное провоцирование конфликта (именно я предложил поговорить втроём). Но обнаружились и смягчающие. У меня: приход в студию в результате рекомендаций Системы. У Выготского (это меня поразило): его мать, как и Нина, оказалась жёлтой, а сам он — не из чистых зелёных, как я и подавляющее большинство представителей нашего статуса, а из смешанных! Его отец с рождения носил голубой статус, но затем женился на жёлтой. Таким образом, поведение Ивана в ситуации с Ниной частично объяснялось генетическим влиянием. Здесь же всплыло и про деда-лингвиста, который — что опять же меня поразило — достиг синего статуса (я дрался с внуком синего!), но упор всё же больше делался на жёлтой матери.