Бессмертники — цветы вечности

Он уезжал последним. Тщательно проверился в городе, нанял извозчика, на вокзале проверился еще раз. Не заметив ничего подозрительного, сел в вагон, забрался на свою верхнюю полку и, положив голову на чемодан с бомбами, стал изучать влажные натеки на потолке. Этим невеселым делом он занимался до самой Перми. Здесь он пересел на екатеринбургский поезд и, чтобы не уснуть, продолжил свое не очень увлекательное занятие, правда, теперь на потолке другого вагона.

Перед самым Екатеринбургом с ним приключилась беда — он уснул. Так неожиданно, так глубоко и крепко, что не услышал ни остановки поезда, ни сонного голоса проводника, приглашавшего пассажиров покинуть вагон, ни того, как загоняли поезд в тупик. На верхней полке в полупустом и полутемном вагоне его никто не заметил и не разбудил. А в это время на оцепленном вокзале шла облава на какого-то очень важного революционера. Возможно, как раз на него. Так одна беда неожиданно уберегла его от другой еще большей беды.

За Челябинском начались свои, родные места. Теперь приходилось особенно остерегаться, потому что здесь его знали как нигде. А быть узнанным, когда тебя разыскивает полиция, к тому же обещающая за твою голову десять тысяч, ему совсем не хотелось.

Глава двадцать первая

«1907 года, февраля 4 дня я, Отдельного корпуса жандармов полковник Яковлев, принимая во внимание имеющиеся в Уфимском губернском жандармском управлении сведения о личности крестьянина Петра Никифорова Литвинцева, на основании статьи 21 Положения о государственной охране, высочайше утвержденного 14 августа 1881 г., п о с т а н о в и л: крестьянина Петра Никифорова Литвинцева впредь до разъяснения обстоятельств настоящего дела содержать под стражею в уфимской губернской тюрьме, о чем ему и объявить; копию с сего постановления препроводить смотрителю названной тюрьмы и господину прокурору Уфимского окружного суда…»

Петр прочел этот косноязычный жандармский документ, повертел в руках длинную хрустящую бумагу и, вернув, полицейскому чиновнику, простовато улыбнулся:

— И вроде бы про меня, и в то же время не про меня. И впрямь — какие сведения могут быть обо мне у вашего начальства, когда я только-только в Уфу приехал? Что это за бумага?

— Это постановление его высокоблагородия полковника Яковлева о твоем аресте и содержании под стражей. Видишь, написано: «…о чем ему и объявить». Вот, значит, и объявляю. Распишись…

— А это еще для чего?

— Для того, чтобы видно было, что данное постановление тебе объявлено.

— Только-то?

— Да, только. Вот перо, пиши: «Настоящее постановление мне объявлено». Число… Подпись… Так… Ну, вот и хорошо!

— Хорошо ли… невинных людей на улице хватать?

— Окажется, что действительно не виновен, выпустят.

— Это когда же окажется?

— Когда разберутся, надо полагать.

— Побыстрей бы, ваше благородие, не за тем ведь приехал!

— Ну, меня это не касается. Жди…

Точно такие же постановления были зачитаны и остальным арестантам — Игнатию Мыльникову, Василию Сторожеву, Ивану Ильину, Владимиру Трясоногову, Тимофею Шаширину, Николаю Беллонину. Поворчав на самоуправство полиции, все расписались, кроме одного Ильина: он был неграмотен.

Когда полицейский чиновник и сопровождающие его лица удалились, вся камера столпилась вокруг Литвинцева.

— Ну как, Петро, может, зря эти бумажки подписали?

— Пустая формальность. Нас они ни к чему не обязывают.

— А сведения в жандармском управлении? Откуда они у жандармов?

Мыльников, Ильин, Шаширин и Трясоногов — активные боевики, участники многих эксов. Их тревоги ему понятны.

— Прежде с полицией дела иметь не приходилось? Никому?

— В каком смысле, Петро?

— В тюрьме первый раз?

— Бог, как говорится, миловал, в первый!

— Тогда какие же могут быть сведения? Тоже — пустая формальность. Все постановления по одной шаблонке сделаны, разве не видите?

— А что — и верно! Только фамилии разные вставлены, наши!

Видя, что товарищи несколько успокоились, Петр решил подготовить их к главному.

— Скоро начнут таскать на допросы, поэтому давайте условимся крепко и точно: друг друга мы совершенно не знаем, никогда не виделись, ясно? Беллонина не знаем тоже. О собрании на его квартире понятия не имеем. И всех нас полиция задержала на улице, чисто случайно. Что бы вам ни говорили, чем бы ни грозили, стойте на своем, не давайте себя сбить или обмануть. Этим мы и себя сбережем, и другим поможем. — Несколько помолчав, добавил: Если хотите, это мой приказ, друзья. Может быть, последний.