Бестиарий

Мы в выходосах стали отмазываться, но Свинья выпучил глаза и наорал. Потом все-таки выдал нам по таблетке тарена, и в чуть вставших на место мозгах Молля всплыли лежащие у него дома копаные боеприпасы. Где их продать, вопросов не возникло: через дорогу от дома Молля на пустыре развернулся ежедневный «синий рынок». Вот там-то и возникли у Молля проблемы, правда, было это месяца два назад, еще осенью. Пьяный Молль не поделил рабочее пространство рынка с бухариком и нахамил с рукоприкладством синюшной мафии, заехав по морде их однорукому предводителю по кличке Однорукий. Синяки зверски избили дурака Молля и отняли ключи от квартиры, объявили выкуп. Мы собрали грядку и пошли на разборки.

Мы еще не нашли Однорукого, как нас окружила толпа – человек двадцать синяков с копчеными рожами разбойников и с разнообразным железным говном в руках. Поразила дисциплина: пока не подошел Однорукий, убогая пьяная братия только хрипела матюги и плевалась вокруг густой мокротой, перекидывая в руках железные прутья. Свинья четко оценил ситуацию, с ненавистью посмотрев на Молля, который говорил, что, мол, повздорил с бухариком и тот ключи, выпавшие у Молля, подобрал: – «Помогите, их от силы человек пять, а один вообще без руки. Четыре с половиной получается». Когда подошел Однорукий, нагло покручивая на пальцах моллинские ключи, Свинья с ходу начал.

– Слушай, Однорукий, – сказал он, выпучив глаза и разведя в стороны открытые ладони, – какая-то хуйня выходит, Однорукий!

Только я один, по-моему, заметил, как Свинья чуть улыбается, произнося кличку этого предводителя, когда-то рослого, но сейчас скукожившегося алкоголика в грязном, заношенном джинсовом костюме и в такой же черной кепке.

– А какого хуя?! Вы сюда тоже опиздюлиться пришли? – захрипел Однорукий, перекорежив почерневшие губы улыбкой, показав гнилые обломки зубов.

Рыночные одобряюще захрипели.

– Хуячь их! – раздалось глухо из толпы.

– Спокойно, мы пришли поговорить, – поднял руку Свинья. – Мы тут тоже торговали, никого не трогали и…

– Еще б ты тут кого тронул, – зашипела смелая толпа, обдавая нас зловонием из открытых ртов.

Однорукий улыбался, вертя на пальце с расплывшимся наколотым перстнем ключи. Свинья оглядел толпу.

– Пойдем поговорим, – сказал он и первым пошел в сторону.

Рыночное синячье расступилось. Однорукий пошел за ним.

– Че, блять, охуели, козлы? – обратился к нам опухший детина с огромным багровым зобом на шее.

– Подождите, – одернул его старичок с красным носом и кивнул в сторону уходящих.

Мы помолчали, сжимая в карманах немного смешные сейчас гаечные ключи. Свинья невдалеке разговаривал с Одноруким. И чем дольше и больше жестикулировал и все больше выпучивал глаза Свинья, тем удивленнее становилась рожа Однорукого. Свинья закончил и хлопнул предводителя по плечу. Они подошли к нам.

– Значит, так, пацаны вот эти, – Однорукий показал на нас, – торговать могут, а вот этот петух чтобы больше здесь не появлялся.

Однорукий закашлялся и развернулся к нам спиной.

– А ключи? – недоуменно спросил Молль и посмотрел на Свинью.

Свинья улыбался.

– Ключи? – развернулся Однорукий, подкинул на ладони связку ключей, потом сжал кулак и резко ударил Молля по и так уже разбитой роже.

Брызнула кровь. Мы напряглись и посмотрели на Свинью, он, сжав губы, отрицательно помотал головой.

– На, бля! – Однорукий протянул Моллю ключи.

Толпа синяков стала расходиться. Мы тоже пошли с рынка.

– Свинья, а что ты Однорукому сказал? – спросил Молль, вытирая рукавом кровь.

– Сказал, что ты петух! – ответил, усмехаясь, Свинья.

Мы заржали. Молль насупился.

– Ладно, Сид, – нарушил долгое молчание Молль, – давай я тебе пол-лафетки цикла, и ты один пойдешь?

– Ах ты, крыса! – возмутился я.

– Сид, это на черный день! Сам не буду, тебе отдам! – стал оправдываться носатый.

Я задумался. Возможно, это единственный для меня вариант как-то сняться. К тому же под циклом компания не нужна.

– Давай, сволочь! – сжалился я.

Молль захихикал, потирая руки, и достал из загашника десять маленьких колес. Через сорок минут я вышел из квартиры. Холодно. Циклодол уже вставил. Я опять начал разговаривать с окружающими предметами. Все ожило. Надо было перейти дорогу. Темнело. По ощущениям минус десять. Рынок рассасывался около девяти. Сейчас семь. Я занял место между старичком с какой-то свинченной сантехникой и группой согревающихся из горла, хрипом кричащих завсегдатаев, торговцев какой-то ерундой. Поздоровался, расстелил старую скатерть и разложил на ней гранату-лимонку без взрывателя, минометную гранату по кличке «огурец», две тротиловые шашки и коробку из-под индийского чая со сделанной шариковой ручкой надписью «порох». Торговцы, разглядев, чем я собрался торговать, испуганно зашипели матом. Старичок отодвинул на метр свою сантехнику. Наконец подошел делегат от опоек.

– Послушай, пацан, вот эта хуйня у тебя сроком воняет! Может, съебешь? – сказал мне мужчина в женской шубе и с челюстью, похожей на затвор обреза.

– Я часок постою, не продам – уйду.

Мужик отошел.

– Долбоеб, в натуре! – сказал он товарищам.