Бестиарий

Меня это напрягает, екает сердце. Я ведь просто мог не быть с утра дома! Сглатываю сушняк. Допрашивать опер ведет меня почему-то в небольшой актовый зал на первом этаже. Почему? Любая непонятка в действиях ментов в таком состоянии и положении трактуется испуганным мозгом как однозначно плохое. А как? А почему? Все, в тюрьму!

Сидим друг напротив друга за обшарпанным столом. Он в сером свитере, из-под которого торчит воротничок клетчатой рубашки. Он курит и, щурясь от дыма, заполняет протокол, стряхивая пепел на пол. Вокруг штук двадцать стульев разных моделей советского мебельного производства. На стенах стенды, на которых нарисованы образцовые милиционеры с осиными талиями и широкие в плечах, они стоят по стойке смирно, отдают честь и стреляют из разных видов оружия и из разных поз. Мы сидим здесь уже сорок минут.

Он уже отсмеялся. А я все уже рассказал. Как стоял на рынке, продавал аквариум на двести литров. Как подошел ко мне подвыпивший мужчина с рыжей бородой и шрамом на щеке. Сказал, что рыбок разводит. А аквариум у него, сказал, треснул, денег нет. И сумку открыл, а там… Граната-лимонка без взрывателя, минометная граната по кличке «огурец», две тротиловые шашки и коробка из-под индийского чая со сделанной шариковой ручкой надписью «порох». Я отказывался. Он уговаривал. Торговля не шла. Я замерз. Я согласился.

– А где аквариум взял? – спросил, смеясь, опер.

– На помойке нашел, – ответил я, делая лицо как можно глупее.

Он опять расхохотался.

– Ну ты и пиздобол!

Опер докурил, затушил сигарету об нижнюю поверхность столешницы и придвинул ко мне протокол.

– На, читай и пиши: «С моих слов записано верно и мною прочитано…» И подпись.

Не успел я дочитать, как в комнату эту гурьбой зашло человек десять дежурно-оперского состава.

– Этот, что ли, террорист, бля? – спросил первый подошедший с усами и животом, натянувшим форменную рубашку.

– Этот, – ответил мой опер.

Усатый живот влепил мне ощутимую затрещину.

За ним потянулись остальные: кто за волосы дернет, кто ухо покрутит, кто просто без фантазии кулаком в затылок.

– А в чем дело? – спросил мой опер.

– Саперы приехали, говорят, в любой момент взорваться может! – Усатый снова щелкнул меня по голове.

– Башков болван, на втором этаже в стол в кабинете сложил!

– Щас второй и третий эвакуировали.

– А как он привез это все?

– Принес в карманах.

– Ёбнутый, жалко, не поскользнулся!

– Гы-гы-гы!

Менты беззлобно загоготали. Кто-то сзади опять приложился к моему затылку.

– Ладно, подписывай, – перестал смеяться допрашивающий меня опер.

Я подписал. С моих слов и все такое.

– Пойдем.

Мы встали. Толстый и усатый сразу воспользовался этим.

– На, бля, террорист! – сказал он и дал мне ощутимого пинка.

Милиционеры опять дружно и весело засмеялись.

Мы прошли к дежурке. Я тормознулся около обезьянника.

– Дальше, – толкнул меня в спину опер.

Мы вышли на улицу. «Неужели сразу в „Кресты“? Да нет, так не бывает», – очень быстро рассуждал я. Остановились на крыльце. У входа стояла «газель» «Разминирование».

– Значит так, Сережа, твоей поеботине я не поверил, но если мало ли увидишь мужика с бородой, сразу сообщи. И если что-нибудь на районе грохнет, ты сразу сядешь, понял, придурок? – сказал он и несильно треснул меня кулаком в висок.

– Понял, – ответил я.

– Чего стоишь, иди на хуй! – прикрикнул он и зашел в отдел.

Я немного постоял, разглядывая до боли уже изученную красную табличку на стене рядом с дверью. Чтой-то было? Почему я на свободе? Это что, разводка, сон? Я медленно пошел в сторону дома, оглядываясь каждые десять метров. Погони не было. Когда здание отдела исчезло из вида, я сделал вывод: все это какие-то ментовские мутки, нечего голову ломать. Сейчас я на свободе, слава богу! И почти вприпрыжку я поспешил, улыбаясь, домой. Дверь открыл брат, он был все так же в трусах, но на голове уже была поставлена помойка.

– Сид, бля, что, под подписку? – обрадовался Свинья.

– Черт его знает, Андрей, вроде как просто отпустили.

Брат улыбнулся, обнял меня и поцеловал в щеку.

– Брат! – нежно прошептал он мне в ухо.

Стекло в двери на кухню было разбито, осколки лежали на полу. Где-то в глубине квартиры рыдала мама.

Примирение

Мой старший брат Андрей в очередной раз поссорился со своей женщиной Светой.

Ругаться они начали с утра. Начала, как всегда, Света, воспользовавшись похмельем брата. Поиздевалась по полной. Он лениво отбрехивался, морщась от головной боли.

Сверлила она его целый день. Он на нычке опохмелялся.

К вечеру напился и припомнил Свете утро.

Ночью вся в слезах с наспех собранными вещами она ушла к родителям. Брат, не раздевшись, похрапывал на диване. Проснувшись, вдохнул запах свободы и сразу начал напиваться, что при Свете с утра категорически запрещалось. Пропив несколько дней, насыщая себя алкоголем впрок, Андрей начал тосковать. Долго без женского тела рядом в постели он существовать не мог. Всегда удивленно спрашивал меня: «Сид, как ты без бабы спать можешь?»