Бестия (СИ)

Прогнуться в спине, вильнуть бедрами, почти провокационно, напоминая об “Эросе”. Стрельнуть из-под дымчатых пушистых ресниц. И облизнуть губы при виде коньячного румянца на смуглых щеках. Юри прожигал его взглядом. Да, да, все так, как он хотел!

Это триумф, пьянящий вкус победы. Он докажет, что Кацуки Юри ничем не отличается от остальных наставников, покоренный талантом, японец войдет в его свиту, станет одним из многих фанатов.

Юри поднялся, глаза его блестели. Виктор фыркнул про себя, подъезжая к наставнику. Слишком быстро закончилась игра. Неужели уже все? Как-то… разочаровывает. Обычно люди, подобные Юри, сваливались с ног после второго выступления. Так просто, что даже неинтересно.

- Ну, как? - повел он плечами. Хотелось зевнуть в ответ на похвалы.

- Отвратительно.

Ч… Что?!

Все не то и все не так. Теперь, пожалуй, Юри понимал, что имел в виду Фельцман в те дни, когда произносил данную фразу.

Многонациональность обитателей учительской заставляла коллектив пропитываться, проникать друг в друга. Этакая культурная и ментальная диффузия. Челестино до знакомства с Фельцманом не пил ничего крепче вина, все знали тайские поговорки, по привычке кричали, приходя с занятий в кабинет “Я вернулся!” От своих коллег они брали только самое запоминающееся - не сказать, что лучшее.

Мальчик на льду изображал страсть, но понятия не имел, что это такое на самом деле. Не банальная похоть, а подлинное наслаждение от одного взмаха ресниц другого человека, от желания прикоснуться к руке, к пальцам, к костяшкам губами, языком, просто дыханием. До пересохших губ и комка в горле, до головокружения и цветных звездочек перед глазами.

Он привык играть, а сейчас как будто доказывал кому-то что-то. И одновременно доказывать не желал. Его разрывали внутренние противоречия - шестнадцать лет, чего вы хотели. Эгоистичный, избалованный - да, но что скрывается под этим налетом.

Теперь Юри четко видел: Яков вовремя забил тревогу. Виктор медленно, постепенно, шаг за шагом терял индивидуальность, то, что выделяло его из основной невыразительной массы, и становился одним из техничных спортсменов, способных без души, наигранно откатать любую сложную программу. Но безнадежно утративших себя в плане творчества и актерского мастерства.

Фельцман потакал своему любимчику, ради него сделал исключение - сам ставил хореографию, технику, хотя в школе принято, чтобы этим занимались разные люди. Виктор изучил тренера от и до и старался соответствовать. Но при этом тратил себя, закрывался внутри.

Играл, мастерски, профессионально, но заметно. Как его Пхичит не раскусил? Или наоборот, уже рассказал наставнику? Надо будет поговорить с другом.

Виктор притворяется. Обычным зрителям не видно, но судьям… смешно и горько. Еще один загубленный талант.

Яков прав: нужно переломить мальчишку, пока есть время. Пока он не стал одним из зазвездившихся выскочек.

Проблема в том, что доверил он это дело не самому лучшему кандидату. Юри в принципе не способен на что-то шокирующее, а именно такие поступки требуются сейчас Никифорову. Продемонстрировать наглядно, что он не один тут самый-самый. Причем уникальность заключается далеко не в технике.

А что если… Юри прикусил губу. Давно он не пробовал подобного. В ушах заиграла казалось бы позабытая мелодия, японец стянул очки и вышел на лед.

Не зря он коньки зашнуровывал.

Виктор выглядел удивленным, но игру принял. Ему казалось, что принял. Юри ухмыльнулся. Что-то менялось, когда он притворялся Эросом. Привычная стеснительность уходила на задний план, он чувствовал, что достоин быть самым сексуальным и привлекательным на льду. Сомнения, тревоги, страхи и комплексы - ракетно-зенитные, как шутила Лилия - испарялись, словно дымка поутру. Юри становился до ужаса смелым.

Потом ему обязательно будет стыдно, ну а пока…

Поднять Виктора на руках он не сумеет, хотя бы потому, что Никифоров со своими восхитительно длинными ногами уже перерос его на пяток сантиметров. Будет выглядеть глупо и нелепо, испортит весь педагогический эффект. Поэтому только танец, только наклоны, ласточки и бильманы, толчки на прыжки, мотивация.

Тело фигуриста льнуло, прилипало к рукам, как зарытое разбойниками золото. Под тонкой тканью черного костюма горела гладкая кожа, мышцы послушно отзывались на малейшее движение, гибко принимали требуемую форму. Виктор расширенными глазами смотрел на нежданного партнера, зрачки его сужались до точки, а после расширялись, как будто он находился под кайфом и отходил, снова и снова. Белые зубы измучили нижнюю чувственную губу.

Да, это восхитительное чувство свободы, что дарит лед.

Музыка в голове замерла, а вместе с нею остановился Кацуки. Пелена спала с глаз, щекам стало жарко-жарко.

Виктор лежал на его руках, дышал шумно и прерывисто, кончик розового языка быстро-быстро облизывал пересохшие губы. Казалось, мальчишка до сих пор не может прийти в себя.

- Если ты хотел изобразить страсть, то надо делать это так, - поднял бровь Кацуки.