Бестолочь

— Ты хоть заметил, что здорово похудел? — спросила Элли из кухни.— Хоть бы изредка о еде вспоминал.

Он ничего на это не ответил. Он откинул голову на подушку, закрыл глаза, но теперь сон решительно не шел. Через несколько минут он поднялся и помог ей накрыть кофейный столик у тахты. Они поели яичницы с поджаренным хлебом и апельсиновым джемом.

— Завтра у нас будет хороший день,— сказала Элли.— Сде­лаем так, чтоб ничто нам его не испортило.

— Сделаем.

Они собирались устроить себе праздничный обед в ресторане в Монтоке, а затем куда-нибудь поехать, скорее всего — погулять по берегу, как любила Элли.

После еды на Уолтера напала такая усталость, что не осталось сил даже выкурить сигарету. Руки и ноги налились свинцом, будто его опоили. Он почти не ощутил, как Элли погладила паль­цами его руку. Они сидели рядышком на тахте.

— Я могу у тебя сегодня остаться?

— Да,— ответила она просто, словно он не впервые просил ее об этом.

Но они еще долго так просидели, а потом убрали посуду и разложили тахту, которая превратилась в двухспальную пос­тель.

Трус, мысленно сказал себе Уолтер. Уолтер Стакхаус, трус и подлец.

Уолтер лежал в ее объятиях, она его баюкала, словно и не ждала от него иных ласк. Но ближе к рассвету, поспав, он ее взял. В этот раз все было сильнее, чем в первый, и лучше, и безна­дежней — ведь он боялся, что это их последняя близость, а страст­ность Элли подсказывала, что и она чувствует то же самое. Уолтеру вдруг привиделось маленькое окно. Красивое квадрат­ное оконце, до которого, однако, было не дотянуться, а в нем — яркое голубое небо, и можно понять, что под окном — сочная зе­леная трава.

Глава 33

Дик с Питом бросились ему на помощь, но что они могли? Просто стоять и смотреть, как он сотрясается в рвоте, склонив­шись над раковиной. В желудке у него было пусто, только кофе, что он выпил на завтрак, но спазмы все равно продолжались около десяти минут, и его так выворачивало, что он не мог попросить Дика и Пита не обращать на него внимания и вернуться к Кроссу. Скрючившись над небольшой раковиной, упершись взглядом в бледно-зеленый фаянс и прислушиваясь к мелодичному звону в ушах, Уолтер убеждал себя, что ему тошно от дела, которое Кросс поручил им с Диком, тошцо и мерзко, и что это одно из по­следних дел, какие остались у них в этой фирме, и бессмысленно так на него реагировать. Однако Уолтер прекрасно знал: его тош­нит, потому что в половине двенадцатого истекают данные Ким- мелем сорок восемь часов и тот будет звонить.

— И где это тебя вчера так угораздило? — спросил Дик, похлопывая его по спине и стараясь обратить дело в шутку.

Уолтер даже не пытался ответить. Он собирался послать Киммеля к черту, сказать, пусть пакостит, как сумеет, но сейчас у него не было сил сопротивляться. Потная одежда липла к телу. Дик довел его до кожаного дивана в углу, ц, если б не смочен-

ное холодной водой полотенце на лицо, он бы, как казалось ему, мог потерять сознание.

— Ты не думаешь, что отравился птомаином? — спросил Дик.

Уолтер отрицательно покачал головой. Он видел смуглое, с мешками под глазами лицо Кросса, сидящего за своим столом,— тот беспокойно поглядывал через плечо. И ты катись к черту, по­думал Уолтер. Наконец Уолтер поднялся и заявил, что постарается собраться с силами у себя в кабинете.

— Мне очень жаль,— сказал он Кроссу.      

— Мне тоже,— сухо ответил тот.— Ступайте домой, раз плохо себя чувствуете.

Из нижнего ящика своего письменного стола Уолтер извлек бутылку виски и как следует отхлебнул. Ему немного полегчало.

C работы он ушел около половины одиннадцатого.

Без пяти двенадцать он добрался до дома. В доме никого не было. Клавдия обычно уходила в одиннадцать. Уолтер опасался, что Киммель мог позвонить до одиннадцати и поговорить с Клав­дией.

Он прямиком прошел в кабинет и вытащил портативную пишущую машинку. Он старался действовать проворно и четко, хотя все еще чувствовал себя слабо и неуверенно. Письмо он ад­ресовал в административный отдел Колумбийского юридического института. Уолтер сообщал, что открывает в Манхаттане юри­дическое бюро по мелким искам и приглашает в помощники двух-трех студентов-старшекурсников, которые могли бы рабо­тать посменно. Он просил вывесить соответствующее извещение на институтской доске объявлений, с тем чтобы заинтересованные студенты могли с ним связаться. У него не получилось все это гладко изложить с первого раза, поэтому пришлось перепечатать письмо.

В разгар работы зазвонил телефон.

Уолтер поднял трубку в холле.

— Здравствуйте, мистер Стакхаус,— произнес голос Киммеля.

— Ответ все тот же — нет.

— Вы совершаете большую ошибку.

— Я поговорил с Корби,— сказал Уолтер.— Если вы что-ни­будь прибавите к моему рассказу, Корби вам не поверит.

— Меня не интересует, что вы там рассказали Корби. Меня интересует то, что я сам расскажу газетчикам. Вас это тоже долж­но интересовать.

За абсолютной невозмутимостью Киммеля Уолтер различил злобу на то, что дело не выгорело.

— Они вам не поверят. И не станут печатать.

Киммель оглушительно рассмеялся.