Бестолочь

— Напечатают как миленькие каждое слово, если я приму на себя всю ответственность за мое сообщение, что я, разумеется, с удовольствием сделаю. Итак, вы отказываетесь передумать и по­жертвовать всего лишь пятьюдесятью тысячами долларов?

— Отказываюсь.

Киммель замолк, но Уолтер чего-то ждал, держа трубку в руке. Наконец Киммель повесил трубку.

Уолтер вернулся к письму. Даже руки у него ослабели, на ладонях выступил пот, поэтому печатал он очень медленно. Он добавил еще один абзац, чувствуя себя слегка ненормальным, похожим на тех психов, что дают в газеты объявления о продаже поместья, которого у них нет, или покупке яхты, которая им не по карману.

«Я особенно заинтересован в привлечении нескольких серьез­ных студентов, молодых людей из числа тех, кто будет лишен дру­гой возможности приобрести практический опыт в самом начале своей юридической деятельности и готов предпочесть предла­гаемую мной работу более скучным и безликим заданиям, которые им предстоит выполнять, если они поступят в крупные юридические фирмы на должность младшего юриста.

Я был бы весьма благодарен за уведомление о получении на­стоящего письма.

C уважением Уолтер П. Стакхаус».

Он приложил адрес и телефон «Кросса, Мартинсона и Бух­мана», а также адрес новой конторы на Сорок четвертой улице, где они с Диком предположительно должны были обосноваться ко вторнику. Уолтер обсудил с Диком, не пригласить ли им в по­мощь себе для работы в контору пару студентов-юристов, и Дик счел предложение дельным. Теперь же Уолтеру казалось, что он написал это письмо лишь для того, чтобы не остаться в новой конторе совсем одному, будто он уже знал, что при следующей их встрече Дик откажется начинать дело с ним на паях.

Уолтер выпил неразбавленного виски, и ему сразу стало лучше. Он догадался, что целебное действие напитка было чисто пси­хическим. Что ж, если говорить о психике, разве он не решил тогда, вечером в среду, сидя в машине у полицейского участка в Ньюар­ке, что ему уже все равно? А то, что сегодня у него упадок сил, так это случайность, подумал он. Ну, напечатают газеты бе­зумные россказни Киммеля — что из того? Одной ложью станет больше, только всего. Он уже вынес столько вранья: почему он оказался на стоянке автобуса, почему у него была та газетная вырезка, почему он снова ездил в Ньюарк поговорить с Киммелем. Что ж, теперь ему предстоит узнать, почему он в первый раз побывал в лавке у Киммеля, и с этой ложью он тоже как-нибудь спра­вится. Когда свихнувшиеся стражи закона придут за ним — в свое время,— они застанут его погруженным в дела юридического бюро на Сорок четвертой улице. Возможно, он будет один. Он сделал еще один хороший глоток.

Потом он пошел на кухню, нашел в буфете банку томатного супа, открыл и поставил разогреваться. Тишину на кухне наруша­ло только урчание газовой горелки. Уолтер постоял, подождал и принялся расхаживать взад и вперед, чтобы перебить тишину. Тут он услышал наверху шаги Клары и застыл на месте. На мозги вы­пивка тоже подействовала. Он и вправду слышал ее шаги, так яс­но, как если б это была музыкальная фраза,— шесть или семь шагов.

До Уолтера дошло, что он стоит посреди лестницы, уставив­шись в пустой холл. Уж не Клару ли он ожидал там увидеть? Он не помнил, как поднялся по лестнице. Когда он вернулся на кухню, томатный суп кипел и убегал через край банки. Он налил супа в чашку, сел за кухонный стол и начал есть.

Он услышал голос Клары, призрачный обрывистый шепот. Он поднял голову, напрягая слух, и чем сильнее вслушивался, тем отчетливей было впечатление, что он действительно его слышит, хотя и смутно, так что слов не разобрать. Нечто шелестящее, нечто веселое, словно она где-то в доме забавляется с Джеффом. Или так, как она и в самом деле несколько раз обращалась к нему в первые месяцы, когда они только переехали в этот дом. Уолтер знал, что Джефф спит, свернувшись калачиком в кресле в гости­ной. Если бы эти звуки существовали в действительности, уж Джефф-то...

Уолтер встал. Может, он и вправду сходит с ума? А может, все дело — в доме? Он запустил пятерню в волосы, потом тороп­ливо подошел к окну и распахнул его.

Он стоял у окна, пытаясь заставить себя думать, прийти к реше­нию, вспомнить — вспомнить Клару в этих стенах и часы, когда они были счастливы в этом доме, вспомнить, пока еще есть что вспоминать, но прошло несколько безумных мучительных секунд, и он осознал, что вообще ни о чем не думает, а если и чувствует, так одно лишь смятение.