Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

– «Конармия» Исаака Бабеля поколебала основы моего бытия. У него настолько ёмкая проза, – услыхав на английском слово «ёмкая», режиссер слегка кивнул. Затем восхитился тем, насколько глубоко Бабель понимал отношения между человеком и лошадью. Режиссер сам был наездником и автором фильма, который называют «первым китайским вестерном». Но снимал фильмы и в других жанрах: боевики, военные, семейные.

– Я очень признателен, поскольку узнал здесь специалистов по Бабелю со всего мира и всей вселенной, – сказал он в заключение. – Я увидел так много страсти! Не могу показать вам фильм по «Конармии», я его еще не снял. Вместо этого покажу другой свой фильм, первый китайский вестерн «Мечники в городе двойного флага». И вы увидите мои чувства к лошадям и, возможно, поймете мое отношение к Исааку Бабелю.

Фильм транслировался на экран с ДВД-диска в чьем-то лэптопе. Звук не работал. В тишине мелькали желтые дюны, пустыня, лошадиный галоп.

– «Мечники в городе двойного флага»! – выкрикнул режиссер, взмахнув рукой. Это были первые слова, которые он произнес на английском.

Позднее мы с Матеем встретились у столиков для пикника неподалеку от нашего жилого комплекса. Со времен занятий по биографии прошло два года. Я переехала из квартиры напротив супермаркета «Сэйфвэй» в студию в кампусе. Матей теперь заказывал свой «Уинстон Лайт» не у индейцев, а в Австралии. Он принес четыре бутылки пива – три себе и одну мне, – и я рассказала ему о двух китайцах и об их благодарности за знакомство с учеными со всего мира и всей вселенной.

– Думаю, сегодня днем я видел кого-то из этих ученых, – сказал Матей. – Я видел, как один – из этого мира – беседует с другим, явно откуда-то из иного места вселенной.

Тема космических пришельцев напомнила мне о плане Купера одновременно решить проблему перенаселенности западного побережья и «спутниковый» кризис с Советами путем вывоза калифорнийцев на Луну.

– Что? Как Николай Федоров? – тут же отреагировал Матей.

Я совсем забыла о Николае Федорове, известном русском философе, который главной задачей человечества на будущее считал отмену смерти, всемирное воскрешение всех мертвых и колонизацию внешнего космоса (чтобы воскресшим было где жить).

При жизни Федоров не опубликовал почти ничего. Он работал в московской библиотеке, куда приходили и престарелый Лев Толстой, и юный Константин Циолковский, который в 1903 году (когда умер Федоров) математически доказал возможность космического полета. Циолковский позднее стал «дедушкой советской космонавтики», а советская космонавтика для Купера была бельмом на глазу.

– То есть можно начертить путь, связывающий Федорова с Купером, – заключила я.

– Даже если нельзя, ты все равно его найдешь, – ответил Матей. – Ты напоминаешь мне одну хорватскую пословицу: «Снег – не чтобы покрыть гору, а чтобы зверь оставил след».

– И что это значит?

– Это пословица-загадка.

Затем мы беседовали о «проблеме личности», предмете тогдашних Матеевых интересов. Эта проблема, пояснил Матей, состоит в том, что личность человека раскрывается и определяется через поступок, то есть в каждом действии всегда присутствует личность целиком, но при этом личность не «исчерпывается» каждым отдельным поступком или даже их полной суммой. Например, в создании «Моего первого гуся» как поступке присутствует вся личность Бабеля (ведь мы же не можем сказать, что рассказ создавала только часть Бабеля, в то время как другая его часть оставалась не у дел), но тем не менее ни «Мой первый гусь», ни даже вся совокупность Бабелевых произведений не выражают всю полноту его личности.

– Можно сформулировать и по-другому, – сказал Матей. – Когда ты влюблена в человека, что именно ты в нем любишь?

– Не знаю, – ответила я.

– В том-то и дело, понимаешь? Ты любишь… личность.

Личность никогда не исчерпывается ее поступками, всегда остается что-то еще. Но в чем состоит эта драгоценная оставшаяся часть? И где ее искать?

Когда я размышляла над проблемой личности, мне пришел на ум один роман, который я всегда любила, но до конца не понимала: «Обломов» Ивана Гончарова, история о человеке, настолько неспособном к действию или к принятию решений, что всю первую часть романа он не покидает свой диван. В первой главе Обломов принимает разных посетителей, активно вовлеченных в ту или иную сферу деятельности. Он сетует на отсутствие «личности» в каждом из них. К нему стремительно вбегает светский юноша, говорит о балах, званых обедах, разных случаях и так же стремительно убегает, восклицая, что ему еще надо в десять мест. «В десять мест в один день, – дивится Обломов. – И это жизнь! Где же тут человек?» Он переворачивается на другой бок, довольный, что может оставаться у себя на диване, «сохраняя свое человеческое достоинство и свой покой».