Эта сцена легко встает перед глазами: ночная дорога, наверняка собачий лай вдали, запах сырой земли, звуки приближающихся всадников и наконец лица, заглядывающие поверх стены, – озабоченные и несколько изумленные. Эта история резюмирует загадку свободной воли в истории человечества – в той сфере, где, как заметил Фридрих Энгельс, одна свободная воля постоянно встает на пути другой, и в результате с неизбежностью получается то, к чему не стремился никто. Никто тем вечером не стремился застать Ходжу лежащим на кладбище, и меньше всего – он сам. И никто его к этому не принуждал, однако он там оказался.
Цепочку событий, которые в итоге завели меня в Самарканд, запустило мое решение изучать русскую литературу – решение достаточно импульсивное и не сильно отличавшееся от прыжка через кладбищенскую стену, хотя в целом все сложилось в мою пользу. Опять же, русский требует времени, а в колледже время тянется ужасно медленно. Проведя два года в казавшемся мне бесконечным изучении языка, я по-прежнему не могла прочесть русскую книгу. Не понимала без субтитров русский фильм. Когда я пыталась говорить с русскими, они смотрели на меня как на ненормальную. И я решила, что единственный выход – поехать в Россию.
Весной на втором курсе я подала документы на грант для участия в какой-нибудь московской образовательной программе и заявки на две вакансии: одну – на должность личного секретаря у перуанского экспортера заморозки, который вел переговоры с московской сетью супермаркетов, а другую – на сбор информации для путеводителей серии «Летс гоу». Результат нельзя назвать плохим, но это все было не то, к чему я стремилась. Грант мне давали, но лишь половину запрошенной суммы, на обучение этого бы не хватило. Перуанский бизнесмен ответил, что, может, меня и возьмет, но нужна свежая «фотография в полный рост». В «Летc гоу» были готовы дать мне работу, но только в Турции, поскольку для поездки по России моего русского недостаточно. А турецкий же, напротив, вполне годился. За год до того «Летc гоу» отправил в Турцию одного юношу, который по-турецки не знал ни слова и который – вследствие оставшегося неясным «недоразумения» – был избит сутенером в Коньи и заработал на этой почве нервный срыв, а все подробности этой истории попали в разоблачительную статью на страницах «Роллинг стоун».
Я попыталась использовать все возможности наилучшим образом. Написала вежливый отказ перуанцу, заплатила деньгами от гранта за двухнедельное проживание в Москве у каких-то бывших научных работников, а остаток времени решила поработать в Турции.
Самый понтовый турецкий маршрут – Стамбул и эгейское побережье – оказался уже отдан аспиранту-археологу, этническому турку по имени Эрхан, который позднее организовал свое похищение в районе Эфеса, причем, как потом выяснилось, никакого похищения не было, а он попросту женился; в любом случае, в Бостон он так и не вернулся и никаких записей не прислал. Мои домашние были в смятении – не из-за Эрхана, о котором мы тогда еще ничего не знали, а из-за моего стремного маршрута: спорная территория на Северном Кипре, средиземноморское побережье с его дешевыми евродискотеками, которые заканчивались только у сирийской границы, где начинались курдские террористы, задворки Центральной Анатолии. Мать утверждала, что в жизни не слышала и половины городов из моего списка.
Один из городов назывался Токат, что буквально переводится как «пощечина». У русских футуристов был знаменитый манифест «Пощечина общественному вкусу», или, по-турецки, «Toplumsal zevke bir tokat». «Османская пощечина» – по-турецки «Osmanli tokat» или, правильнее, «Osmanli tokadi» – это прием, выработанный в османской армии, где обычный удар кулаком считался моветоном, и, если вы введете это название в ютьюбе, он выдаст вам сотни роликов, где турки получают пощечины – в основном от других турков, но в одном случае – от обезьяны. По поводу Токата у матери были особенно дурные предчувствия.
В Анкаре, где я жила у бабушки, до меня постепенно дошло, что мать предприняла некоторые шаги для обеспечения моей безопасности. Она каким-то образом убедила мою тетку Арзу, которая служила в национальной разведке, что после наступления темноты за мной нужно следить – пусть это будет не настоящий разведчик, а хотя бы кто-то из шоферов. Я познакомилась со своим преследователем однажды вечером в Газиосманпаша, районе посольств и пятизвездочных отелей. Я бродила по унылому ночному клубу под названием «Ноу паркинг», пытаясь понять, сколько стоит бутылка «Эфес пилзнера», как вдруг человек в костюме похлопал меня по плечу и сказал, что машина уже приехала.
– Но я не вызывала машину, – сказала я.
Тем не менее, объяснил он, машина уже здесь. Возможно, ее послала одна важная дама, не исключено, что родственница.
– Она описала вас весьма подробно. – Он окинул меня беглым взглядом и повторил: – Весьма подробно.
Я последовала за ним на улицу. У припаркованной машины стоял еще один человек в костюме. Когда я поняла, кто это и зачем, то почувствовала себя пленницей и разрыдалась.