Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

Оглядевшись, я вдруг обнаружила, что некоторые международные толстоведы отсутствуют: военный историк с женой, тот самый ученый-теннисист из Йеля, а также специалист по «Живому трупу». Мы с Линой отправились посмотреть, что происходит.

– Я сказала ему просто выбросить их, – говорила организатор конференции. – Но он настаивает, что возьмет с собой. Нужно хотя бы найти двойные пакеты. – Она пошагала в направлении заправки, неся большой пластиковый пакет, в котором, судя по всему, лежал некий тяжелый предмет.

– Когда он откроет чемодан, это будет ужас, – сказала жена военного историка.

Выяснилось, что у Вани случилась неприятность, и он отказывается выбросить штаны. Хочет положить их в пакет и в чемодан. Военный историк с ученым-теннисистом тем временем пытались в мужском туалете его урезонить. Лина сделалась совершенно бледная.

– Это тирания плоти, – сказала она.

Организатор конференции вернулась с двойными пакетами.

– Нам не стоит ехать в Мелихово, – обратилась к ней Лина. – Неподходящее время.

Организатор конференции посмотрела Лине в глаза.

– Раз мы запланировали, то должны поехать.

В автобусе водитель жаловался, как он опаздывает. И не повезет нас в саму Москву, а высадит у метро на отдаленной окраине.

– Он просто бандит! – выкрикнул кто-то, имея в виду водителя. Все заворчали в знак согласия. По одному возвращались оставшиеся пассажиры. Последним был Ваня, чьи бледные глаза блуждали по рядам сидений с международными толстоведами.

– Леди и джентльмены, – объявил он, повиснув на поручне, словно высовываясь из бассейна. – Леди и джентльмены, я должен извиниться за эту задержку. Видите ли, я старый человек. Совсем старый человек.

Когда автобус вновь тронулся, меня накрыла дремота. Накануне ночью я заснула поздно, читала биографию Чехова. И поняла, что какие бы усилия ты ни прилагала, размышляя о Чехове, здесь твои мысли все равно вернутся к Толстому. Никуда не денешься. И все это было предрешено еще до их рождения. В 1841 году чеховский дед-крепостной выкупил свою семью у хозяина, дворянина Черткова, который был не кем иным, как будущим отцом того самого Владимира Черткова, одного из «темных», выгодоприобретателя в толстовском тайном завещании! (Дед Чехова заплатил отцу Черткова 220 рублей за душу; Чертков-отец был определенно не из плохих парней, поскольку одну из чеховских теток освободил бесплатно.) Не удивительно, что Чехов не верил в бессмертие души. В момент, когда деньги переходили из рук в руки, его собственный дед был гоголевской «мертвой душой» – крепостным, за которого сам же платил, несмотря на то что уже перестал существовать в качестве крепостного.

Также я выяснила, что Толстой смотрел «Дядю Ваню» на московской премьере, где Астрова играл сам Станиславский. Единственное положительное впечатление у Толстого от постановки – стрекотание сверчка в финальном акте. Какой-то известный актер провел целый месяц в Сандуновских банях, чтобы точно воспроизвести этот звук. Но его виртуозной имитации оказалось недостаточно, чтобы нейтрализовать общую негативную реакцию Толстого. «Где тут драма?» – однажды завопил Толстой при упоминании «Дяди Вани». Он даже заявлял актерам: мол, лучше бы Астрову и Ване жениться на крестьянках и оставить в покое жену профессора.

В дневнике Толстого от 14 января 1900 года написано: «Ездил смотреть „Дядю Ваню“ и возмутился. Захотел написать драму „Труп“, набросал конспект». В том же месяце Толстой начал работу над «Живым трупом».

Мне приснилось, что мы с Толстым играем в теннис. Подобно Алисе в Стране чудес, у которой при игре в крокет вместо молотка был фламинго, я вместо ракетки держала в руке гуся. У Льва Николаевича ракетка была обычная, гусем играла только я. Моя подача вызвала настоящий снегопад серого пуха. Ответный удар Толстого отправил мяч за пределы теннисной площадки, в безграничное измерение, непостижимое для человеческого знания и восприятия. Матч-пойнт.

Я вручила своего гуся Чехову, следующему в очереди играть против Толстого. Наблюдая с края лужайки за матчем Чехов-Толстой, я вдруг с ужасом поняла, кто такой на самом деле «живой труп». Это Чехов. Толстой писал пьесу именно о Чехове, будучи уверен, что переживет его.

Меня разбудил хруст гравия. Мы добрались до Мелихова, где нас спросили, какую экскурсию мы хотим – полную или сокращенную.

– Полную, – мрачно произнесла организатор конференции, вытаскивая видеокамеру. Наш гид, пенсионерка с волосами, выкрашенными в чудной мандариновый цвет, целых двадцать минут вела нас от кассы до входа в дом. – Уважаемые гости! – кричала она. – Мы сейчас находимся на заднем дворе соседа Антона Павловича Чехова!

Внутри дома я не почувствовала ничего. Ясная Поляна – наследное поместье Толстого, центр его вселенной; там имеет смысл побывать. У Чехова же не было никакого наследного имущества. Он приобрел Мелихово – дом, кишевший клопами и тараканами, – у обнищавшего художника, а через семь лет, когда чахотка заставила его искать климат помягче, продал эту землю лесоторговцу и переехал в Ялту.