«Бесы» вчера и сегодня

На этом основании Шигалев категорически отказывается участвовать в убийстве и уходит из парка от места готовящегося преступления. Обоснование им этого поступка повторяет мысли, которые писатель неоднократно высказывал в своих письмах. Одни только эти строки подтверждают, что Достоевский высмеивает на своих страницах вовсе не социально-революционное движение, а самозванцев и лицемеров, которые лишь пускают пыль в глаза, а на деле имеют мелкие, грязные и честолюбивые цели.

Главные герои романа, узнав ближе Петра Верховенского, также склонны больше признать в нём авантюриста, чем революционера. Ставрогин называет членов его кружка «угрюмыми тупицами», Степан Трофимович Верховенский считает сына «вольнодумцем от подлости», а его деятелей «подлецами и подмётчиками».

Шатов говорит своей жене, которая упрекает его в измене общему делу:

«Кого же я бросил? Врагов живой жизни; устарелых либералишек, боящихся собственной независимости; лакеев мысли, врагов личности и свободы, дряхлых проповедников мертвечины и тухлятины. <…> А главное, везде мерзавцы и мерзавцы»^{9}.

Так характеризует своих бывших соратников Иван Павлович Шатов — один из немногочисленных положительных героев романа, к которому автор относится с явной симпатией. Напомню, что прототипом образа Шатова был убитый Нечаевым студент Иван Иванов. Характерно, что о революционности Петра Верховенского и его группы Достоевский говорит только в ироническом тоне.

Как показывают подготовительные материалы к роману, — переписка писателя, его мысли по этому поводу, — он старался быть максимально объективным в описании Нечаева. В процессе суда над нечаевцами его участники разошлись в оценке подсудимого как личности и как революционера. Если защитник В. Д. Соколовский доказывал, что Нечаев «ничтожная на самом деле личность», и что он видит в нём «человека с болезненным самолюбием»^{10}, то адвокат В. Д. Спасович сравнивал его со сказочным героем, который задумал создать о себе легенду, «сделаться мучеником и прослыть таковым на всю землю русскую…»

«Средством для достижения этой цели, — говорил Владимир Данилович Спасович, — стала ложь, к которой он стал относиться почти как к искусству. <…> Этот страшный, роковой человек всюду, где он ни останавливался, приносил заразу, смерть, аресты, уничтожение»^{11}.

Подсудимый и участник преступления Алексей Кузнецов показывал, что Нечаев «о положении народа говорил со страшным энтузиазмом и видно было, что во всяком его слове была искренняя любовь»^{12}. Другой свидетель убийства Пётр Успенский тоже находился под воздействием чар Нечаева и считал, что тот «обладал страшной энергией и производил сильное впечатление на лиц, знавших его. <…> Он был верен своей цели, очень предан своему делу и личной вражды ни к кому не имел»^{13}.

Напротив, третий подсудимый Иван Прыжов, находившийся в гроте вместе с остальными преступниками, в своих показаниях не восхвалял Нечаева, которого он знал под фамилией Павлов, а отмечал, что тот чувствовал к убитому личную ненависть. Иванов не желал подчиниться железному характеру Нечаева и ему постоянно противоречил. Нечаев сам говорил об этом, и Прыжов «уговаривал Иванова подчиниться Нечаеву»^{14}. «Кузнецов, Прыжов и Николаев объяснили своё участие в убийстве Иванова тем, что их отказ неминуемо повлёк бы за собой месть со стороны Нечаева и они боялись сами быть убитыми»^{15}.

Кузнецов Алексей Кириллович

(1845–1928) — революционер, краевед. За участие в убийстве студента И. Иванова был отправлен на каторгу на 10 лет. В годы ссылки в Сибири много занимался краеведением, открыл десятки археологических памятников в окрестностях Читы