— Сочинения, к сожалению, не моего, — пояснила она ошарашенному Егору. — Всего лишь заставка из любимой игры. К настоящему времени упразднена, так как музыкальная тема действовала на нервы всем игрокам, за редкими исключениями. Включалась во время загрузки игры и заедала намертво. Админы сперва только ржали, но потом и их проняло. Сейчас об этом уже никто не помнит, но неделю с дня выпуска «Зазеркалья» эта песня была повсюду: её пели на улицах, на работе, во всех играх, в транспорте. Это было настоящее безумие. Мне нравилось…
— «Зазеркалье»? — оживился Егор. — У меня дочь сейчас оттуда не вылазит. Говорит, с местными легендами познакомилась, даже штуку какую-то интересную получила. Ну, я сам-то в этом не очень разбираюсь, я всё больше по старым шутерам да симуляторам. Но она на днях приехать обещала, так сама с вами обо всём потолкует. Вы уж с ней поласковей, — с нежностью пробасил лесничий и вновь ощутил на себе цепкий взгляд.
— Я даже вам семейный портрет нарисовать могу, — пообещала Минус. — Я у вас холсты в предбаннике сушиться поставила, вы не против?
— Да конечно, о чём речь, — махнул рукой Егор. — А сможешь для меня только Леночку нарисовать?
— Конечно, — Минус улыбнулась и чуть взмахнула рукой. — Но совместный я тоже нарисую, не для вас, так для Леночки. Вы когда о ней говорите, у вас взгляд такой… — девушка затруднилась с описанием и мечтательно взглянула на потолок. — Ладно, пойду я, — поднялась она. — Там уже самый первый подсох, наверное. Хочу Ксена нарисовать. И, Егор… Вы случайно мелиссу не сушили никогда? От боли зубной или ревматизма, например.
— Было дело, — кивнул лесничий. — А у тебя, мила дочь, зуб, что ли, заболел?
— А как она выглядит? — чуть наклонив голову, уточнила Минус. — Я настоящую, признаться, и не видела никогда, а на картинках всё равно не то.
— Дык листики такие продолговатые, с зубчиками, — показал на пальцах Егор. — И венчики махонькие, беленькие. Как низушка у львиного зева.
— Ясно… Ясно, что ничего не ясно… — Минус ненадолго призадумалась, покусала ноготь на мизинце и решительно махнула рукой. — Ладно, и не с таким возились. Придумаем что-нибудь. Егор, а венчики махонькие — это какого размера?
— С пол-божьей коровки, — хмыкнул лесничий. — Вон ты кистью по лицу мазнула, так как раз такие.
— Где? — Минус озадаченно вздёрнула руку к лицу, но трогать не стала.
— У щеки, — показал на себе Егор. — В бане сейчас посмотришь, ты же за холстом идти хотела.
— Да, точно, — Минус снова задумалась и, чуть покачиваясь, направилась в баню, прихватив свежезагрунтованный холст.
Лесничий покачал головой: то ли он отстал от жизни, то ли эти городские были не совсем обычные даже для города.
— Это я, что ли? — Ксенобайт озадаченно взглянул на картину и почесал в затылке. — У меня правда такой вид?
— Какой «такой», — хмыкнула Минус. — Если ты про волосы, то да: расчёска по тебе давно плачет.
— Да что мне до волос, — отмахнулся программист. — У меня правда лицо такое было? Ну…
— А-а, — сообразила девушка. — Ну да. Я, правда, с ракурса не очень удачного на тебя смотрела, но с пола всё выглядело именно так.
— Ну ты, блин, «Полароид», — Ксенобайт удивлённо качал головой.
На картине был изображён темноволосый парень в явно большой ему белой рубахе, сидевший вполоборота к рисовавшему и закинувший одну ногу на грубую деревянную скамью. В руках у него был планшет. На столе фоном стояла какая-то крынка, горшок, над которым поднимался пар, тарелка с зеленеющими в ней огурцами, солонка. Но жизнь картине придавал даже не нервными штрихами выведенный пар, словно колыхавшийся от любого, даже самого лёгкого изменения света, а лицо парня: чуть удивлённое, но явно счастливое. Было видно, что он занят чем-то, что его очень увлекло, и занят уже довольно долго. Светлые мазки желтовато-коричневого солнечными зайчиками рассыпались по нарисованным стенам, и казалось, что нарисованный Ксенобайт вот-вот прищурит глаз, когда один из них упадёт на него.
— Заберёшь себе или мне оставишь? — Минус с какой-то нежностью разглядывала своё творение.
— Забирай, зачем он мне сдался, — пожал плечами программист.
— Спасибо, — сощурилась Минус и зачем-то, едва касаясь, провела рукой по чуть подсохшим краскам. — Покажи? — чуть наклонила голову она.
Ксенобайт хмыкнул и продемонстрировал на планшете нарисованный ещё днём не очень умелый, но довольно узнаваемый чёрно-белый портрет: Минус, скрестив ноги, сидела на полу перед опёртым на поленья холстом и, закусив губу, водила по нему кистью.
Первый ящик пива был добит в тот же вечер. Минус под зорким контролем Егора заводила дрожжевое тесто для завтрашних блинов. В русской печи изредка сочно шкворчал горшок с крупно порезанными кусочками свинины, до этого больше суток пролежавшими в яме в смеси сметаны и мороженой зелени. Егор обещал, что получится ничуть не хуже настоящих шашлыков на шампуре. Запах пока соответствовал обещаниям.