Бета-тестеры. Дополнительное издание

Свинина и впрямь напоминала шашлыки и была смачно умята под пиво вприкуску с неизменными малосольными огурцами. Минус зарисовывала что-то, но не на холсте, а на планшете, изредка что-то бормоча и прихлёбывая кофе. Снова потерявшаяся резинка после десяти минут злобного фырчания на абсолютно невиноватого в этот раз Ксенобайта — Егор, узнав, в чём причина ссоры, признался, что нечаянно закинул резинку в печь вместе с дровами — и впрямь была заменена лентой, но косу девушка, разумеется, заплетать не стала, использовав ленту, как до этого шнурок, чтобы просто собрать волосы в подобие конского хвоста. В избе чуть пахло масляными красками — тяжеловатый и текучий запах льняного масла нежно обвивался вокруг сознания, льнул к одежде, и Ксенобайт уже пару раз успел обвинить подругу в токсикомании.

Наверное, с пивом Ксенобайт в тот вечер всё же переборщил, — а может, не стоило соревноваться с Егором в распитии самогонки? — потому что печка, на которую ему совершенно точно нужно было влезть, — правда, он совершенно не помнил, зачем — нагло ускользала. Впрочем, после печка сжалилась и даже отрастила довольно тонкую, похоже, девчачью руку и за шиворот втянула его на себя.

— Совсем оборзел, зараза, — восхищённо признала печка отчего-то знакомым голосом, а Ксенобайт хихикнул, подумав, что огонь отчего-то на печке, а не в ней, и вообще подозрительно непохож на огонь, а больше напоминает лохматые волосы, о чём тут же печку и оповестил. Печка промолчала, и программист с чувством выполненного долга отрубился.

* * *

Станция «1024 километр». Старая мельница недалеко от озера Гиблое. 5 января. 10:27 реального времени.

Ксенобайт попытался встать и тут же об этом пожалел. Голова просто раскалывалась на части. Он тихо застонал, выражая возмущение жестокими законами природы, и природа, к его удивлению, решила хоть немного оправдаться за свою несправедливость.

— Кофе или рассол? — осведомилась посланница природы, протягивая на выбор кружку и стакан.

Программист позволил себе взять тридцатисекундную паузу на размышления, после чего сцапал стакан, ополовинил его и потянулся к кружке.

— Можешь поваляться пока; встанешь, когда отпустит, — сочувственно предложила Минус. — От тебя в таком состоянии нестояния всё равно ничего, кроме яда с языка, не добьёшься.

Ксенобайт кивнул, признавая здравость предложения, и чуть не взвыл: от движения головы боль раскалённым гвоздём ввинтилась в основание черепа.

— С тебя только Христа на кресте рисовать сейчас, — Минус чуть покачала головой, оценивающе прищурив один глаз. — Или картину с говорящим названием «Похмелье». Это ж сколько надо было выпить, чтобы не только меня за часть ожившей печки принять, но потом с этой печкой ещё и разговаривать?

— Много? — подумав, предположил Ксенобайт.

Мыслительный процесс давался с ощутимым трудом. Больше всего хотелось просто снова отключиться.

— Спи, начинающий алкоголик, — поняла всё по его лицу Минус. — Егор тоже поваляться решил. Но как только проснёшься, я тебе облагораживающий труд обеспечу, уж поверь.

* * *

На запах горячих блинов мужская часть населения, как и ожидала заскучавшая Минус, немедленно сползла с налёжанных мест и подтянулась за стол, отчаянно зевая и растирая опухшие глаза. Девушка молчала, болтая ногами под столом, и выглядела не особо озабоченной плачевным состоянием окружающих, однако, вопреки обыкновению, не напевала, за что оба «окружающих» были ей отчаянно благодарны: даже у привычного Егора любой звук вызывал ощущение разрывающейся в мозгу гранаты.

В полном молчании прошла почти половина дня. Минус всего пару раз открыла рот, помогая Ксенобайту разобраться с коромыслом, после чего вернулась к рисованию. Был закончен начатый самым первым зимний пейзаж и набросан Егор с напряжённым и чуть напуганным взглядом. Портрет Егора Минус, впрочем, тут же убрала сушиться, даже не оповестив о его существовании самого запечатлённого, после чего вновь взялась за планшет.

Егор, пропавший на весь день, вернулся вечером и принёс подстреленную утку. Что же именно утка, к тому же домашняя, забыла в лесу зимой тщательно умалчивалось и особо никого не интересовало. Минус с интересом потрогала перья, выдрала парочку и попыталась растушевать ими уголь по альбомному листу. Результатом удовлетворилась и ощипывание взяла на себя. Ксенобайт, развлекаясь, провёл по лицу несколько чёрных полос и воткнул перо в волосы. Минус тут же щёлкнула фотоаппаратом планшета, после, впрочем, пообещав не использовать снимок в качестве компромата и сохранить для личного пользования. Похмыкав над дурачащимися городскими, Егор притащил из ямы здоровенный кусок смёрзшейся грязи, оказавшейся впоследствии самой настоящей глиной, и безапелляционно закатал в него ощипанную тушку.