Тот сворачивает за угол. Ударяется голенью о неожиданное препятствие и падает на кучу фанерных листов. В ладони впиваются занозы.
– Сука! – Он встает на ноги, не обращая внимания на боль. Есть вещи похуже боли. Например, злость Алисы, если он придет домой с пустыми руками.
А вот и она: обитая деревом дверь. Не одна из этих уродливых металлических дверей, выкрашенных в зеленый цвет, которые годятся только для обслуги и уборщиков, но красивая дубовая с медной ручкой. За такой явно располагается сувенирный магазин. И Дуг почти добрался до него, а дверь даже начала открываться, открываться ему навстречу, и он делает рывок вперед, прямо в объятия женщины, которая идет с противоположной стороны.
На секунду она кажется ему знакомой, а потом оба валятся на пол. Дуг краем глаза видит кого-то еще, прежде чем с десяток взаимоисключающих векторов силы и инерции не совмещаются в его колене. Он чувствует сильную, пусть и краткую боль…
– Аааа!
…а потом падает навзничь. Хорошая новость: тут лежит ковер с очень глубоким ворсом. Плохая: об него он сдирает оставшуюся кожу с ладоней.
Дуг лежит, собирая сигналы с сенсорных нервов по всему телу. На него смотрят два человека. Он тут же забывает о боли, когда понимает, кто перед ним.
Святая Анна. И сам дьявол.
«Сачок» прибыл.
Вокруг периметр: линия, размеченная предупреждающими буйками, запретный круг где-то с километр диаметром. Изредка сюда допускают ученых. Туристов – никогда. Но для «Сачка» врата распахиваются.
Корабль, пыхтя, идет к центру Зоны причастия. Туман частично развеялся – за кормой исчезают ворота периметра, а впереди виднеется крохотная белая точка. Эскорт «Сачка» по-прежнему держится с обеих сторон траулера. С того самого краткого послания в заливе киты больше ничего не сказали, хотя телепаты утверждают, что косатки полны доброжелательности и гармонии.
Плавучий док уже близко, его можно разглядеть, он поставлен на якорь прямо в центре Зоны, белый диск около двадцати метров в диаметре. Кажется, он совершенно ровный, торчит только пара крепительных уток для швартовки. Именно такие безликие вещи нравятся косаткам. Это их место, и они не хотят ненужного. Место для причаливания, пространство, чтобы стоять, и Рейс-Рокс, проступающий из тумана вдалеке. А кроме этого только косатки и океан.
– А туалет тут есть? – спрашивает кто-то.
Капитан траулера качает головой, скорее отказывая, чем отвечая. Он сбрасывает обороты, а старпом, стоявший на баке с бухтой нейлонового каната, спрыгивает на платформу и помогает «Сачку» причалить.
– Вот и все, ребята, – объявляет капитан. – Все на высадку.
Двигатель работает вхолостую.
– А вы разве швартоваться не будете? – спрашивает Улитка.
Капитан качает головой:
– Это вы послы. А мы – всего лишь такси. Они не хотят, чтобы мы находились в зоне, пока вы будете причащаться.
Улитка терпеливо улыбается. Она слышит недовольство в голосе капитана, но все понимает. Это, наверное, трудно – видеть, как Избранные собираются вершить историю, пока ты управляешь кораблем. Ей жалко этого моряка. Она решает пропеть с ним молитву, когда он вернется их забрать.
Капитан хмыкает и машет ей рукой. Потом принюхивается и уже не в первый раз спрашивает себя, не забыла ли эта женщина вычистить улиток из раковин, прежде чем сделать из них свой модный атрибут. А может, это один из этих естественных ароматов, которые сейчас так рекламируют.
Пассажиры выгружаются на платформу. Старпом с поводком «Сачка» запрыгивает на бак. Траулер с ревом сдает назад, переключает передачу и, переваливаясь на волнах, исчезает в дымке. Тарахтение мотора растворяется вдалеке.
Все затихают. Избранные нетерпеливо оглядываются по сторонам, не желая разговаривать в этом священном месте. Косатки, которые привели их сюда, исчезли. Волны плещут о поплавки. Маяк Рейс-Рока жалуется на туман.
– Эй, чуваки, – снова еретик. Он смотрит вслед исчезающему кораблю. – А когда конкретно за нами должны вернуться?
Остальные не отвечают. Сейчас момент тишины, сакральный момент. Не время болтать о логистике. Этот парень понятия не имеет о благоговении. Иногда остальные думают, как он вообще попал в их общество.
Целая стена из плексигласа выходит на бирюзовую арену резервуара с китом-убийцей; пара хвостовых плавников постепенно исчезает в глубине. А противоположная – это рама для самого большого экрана, который когда-либо видел Дуг. На нем лишь колышется мутно-зеленая вода. Извивающийся в волнах свет отражается от стеклянного кофейного столика в середине комнаты. За ним возвышается древний дубовый стол, подобно маленькой деревянной горе.
Посередине всего этого на полу лежит Дуг и смотрит на Анну-Мари Хэмилтон и Боба Финча, исполнительного директора Океанариума. Те смотрят на него. Так проходит секунда или две.
– Могу я вам помочь, сэр? – наконец, спрашивает Финч.
– Я… я, кажется, заблудился, – говорит Дуг и аккуратно ставит ногу на пол. Та болит, но вроде бы не сломана, хромать можно.