Бетагемот

– Э, а тогда как нам их называть?

Телепат быстро оглядывается:

– Ну, вот эта, – он указывает на ближайший к лодке плавник, – говорит, что ее зовут, э-э-э, Сестра Звездочет.

Остальные дружно вздыхают от восторга. Их руки сразу тянутся к кристаллам под непромокаемыми пончо.

– Там спинной плавник футов шесть, – бормочет старпом. – Это самец.

Его никто не слышит:

– Ой, а посмотрите, на ту, большую! Я думаю, это матриарх!

– А вы уверены, что это в принципе L-стадо? – раздается неуверенный голос. – Их же мало… Разве L1 не большое стадо? Я, кажется, видел… ну, это… разве небольшое стадо это не P-28?

Все сразу замирают.

– Р-28 – мигранты, – говорит женщина лет сорока с раковинами береговых улиток в длинных, седеющих волосах. – L1 – это стая резидентов.

Обвинение налицо. Неужели этот человек осмелился подумать, что Анна-Мари Хэмилтон солгала?

Голос еретика дрожит в каменной тишине:

– Ну, так в «Путеводителе» сказано.

Он держит документ перед собой, как защитный амулет.

– Дай сюда. – Улитка вырывает у него книгу, шуршит страницами. – Это старое издание. – Она машет копирайтом перед носом еретика. – Его напечатали еще в 1980-х, господи! А у тебя должно было быть новое издание, которое одобрила Анна-Мари. Это совершенно точно L1.– Улитка швыряет бесполезный томик за борт. – Боб Финч наложил свою лапу на все путеводители до 2002-го. Ни одному старому доверять нельзя.

Люк рубки распахивается. Капитан «Сачка», долговязый морской волк с ушами, которые, кажется, приставили к голове вверх мочками, откашливается.

– Для вас сообщение, – объявляет он, перекрикивая рев двигателя. – Передам его на громкоговорители.

Люк захлопывается.

Послание! Разумеется, на «Сачке» есть все технологии, гидрофоны, компьютеры, все, что нужно непросвещенным для коммуникации с другим видом. На крыше кабины установлен громкоговоритель, направленный на кормовую палубу. Он разражается статическими помехами, а потом:

– Сестры. Поспешите. – Визг фидбека. – Праматерь. Говорит. Привет.

Стоит положиться на грубую западную технологию, и та сразу превратит прекрасный чужой язык в какой-то ублюдочный английский.

– О-о-о! – протягивает кто-то на планшире. – Посмотрите!

Косатки плывут по обе стороны корабля, совершенно синхронно перекатываясь и дыша.

– Они хотят, чтобы мы последовали за ними, – радостно восклицает Улитка.

– Да, это так, – нараспев произносит телепат. – Я это чувствую.

Киты так близко к траулеру, что почти касаются его бортов. «Сачок» рвется вперед. Впрочем, косатки все равно не оставили ему пространства для смены курса.

* * *

Кресло на помосте явно не предназначено для детей. Рамона возится с ремнями, регулирует прицел под маленький рост. Потом начинает терпеливо рассказывать, как правильно пользоваться гарпуном. Папа-сан выкрикивает свои наставления на японском. Похоже, он говорит что-то совершенно противоположное; Тецуо, азартно подпрыгивающий в кресле, судя по виду, крайне опечалился. Хершель продолжает радостно подзуживать Рамону: «Эй, леди, мы за это заплатили десять штук, так что все сделаем по-своему, большое вам спасибо». Кажется, он даже не замечает, что в улыбке Рамоны зубов куда больше, чем обычно.

Ситуация многообещающая. Дуг оглядывается через плечо: путь все еще свободен. «Пятьдесят пять секунд…»

Шаму проплывает по ту сторону плексигласа.

Толпа смеется. Дуг снова поворачивается к центральной сцене. Рамону все достало: она спрыгнула с насеста Тецуо и орет на Хершеля по-японски. А может, на языке сивучей. Тот отступает, успокаивающе вытягивает перед собой руки, пытаясь остановить женщину. Это довольно забавно, но Дуг не сводит глаз с Тецуо. Все дело в пацане. Десятилетнего не интересуют ссоры взрослых, он сейчас играет в лучшую кровавую видеоигру, а других нет с тех пор, как родительские группы обратили свой гнев на приставки. Дуг понимает: если что-то и произойдет, то прямо…

Тецуо дергает за спусковой крючок.

…сейчас.

Рамона поворачивается и видит, что гарпун попадает в цель. Толпа ликует. Тецуо вопит от радости. Шаму просто кричит и бьется. Розовое облачко вырывается из дыхала.

Дуг уже на старте, занес ногу над ступенькой. Но решает подождать: «Подожди, выстрел вполне может быть…»

– Черт! Ты должен был подождать! – Микрофон Рамоны офлайн, но это ничего не значит; ее крик слышен до самого Арктического стенда. Потом она включает переводчик, начинает выкрикивать слоги. Громкоговорители по кругу бассейна свистят и щебечут. Шаму свистит в ответ, у него судороги, словно от удара током. Хвостовые плавники взбивают воду в розовую пену.

– У него пробито легкое, – кричит Рамона парню со стрекалом. Тот исчезает за кулисами. Ведущая же наезжает на Тецуо. – Ты должен был ждать, пока я не скажу ему замереть! Хочешь, чтобы он страдал, да? От такой раны умирают несколько дней!

«Вот оно! Пошел!»

Дуг знает, что сейчас будет. Хершель вспомнит о десяти тысячах уплаченных долларов и потребует, чтобы его сыну дали второй шанс. Океанариум будет настаивать на своем: десять кусков стоит один выстрел, а не одно убийство. Нет, сэр, никаких вторых шансов, если только не хотите заплатить еще.