Бетховен. Биографический этюд

«Чистейшее из искусств – музыка… Боюсь жениться, ибо буду тогда недостойным жрецом искусства и не могу служить ему так, как теперь… А ведь только музыка украшает жизнь мою и заключает в себе нечто наиболее ценное… Я не льстец, но уверяю вас, что музыка Бетховена вызывает во мне привязанность к жизни… Штадлер! Грильпарцер говорит, что он умеет лишь ездить верхом на нотах… Мозель – надворный советник комедии и трагедии!.. Дураки!.. Такими лбами можно пробить крепостные ворота… Правда ли, что вы хотели издать мессу в фортепианном переложении какого-то Г. Лахнера? У Хуммеля мало оригинальности, больше изящества, чем истинного искусства… И он не совсем чист… Покойный скрипач Шлезингер совершенно верно говорил: Шпор и Феска только умеют пить пиво, в голове у них никаких идей… Рис снизошел до того, что переложил вариации Майзедера для фортепиано… Жаль, у него большой талант и больше понимания, чем у трех Шпоров… Рис больше портит, чем делает дело… Спонтини сидит дома за стеклянной дверью, увешанный всеми орденами, перед ним лежат золотые перья и самая лучшая бумага, он обмакивает перо в чернила и – кладет на стол, ничто на ум не приходит. Фр. Шуберт обладает замечательной способностью схватывать дух песни. Вы знаете его “Лесного царя”? Он всегда был мистиком… Перед отъездом К. Вебера мы играли у Кастелли, в честь его, ваш первый квартет в Es-dur; adagio показалось ему слишком длинным, он его совсем не понял. Видно, насколько он знаком с музыкой: он слышал его в первый раз… Я сказал: у Бетховена больше чувства и фантазии, чем у вас всех, здесь находящихся и не находящихся. С тех пор и Линке не терпит его; мы не можем простить ему этого… В сочинениях Моцарта я не вижу того чувства и той страсти, которые музыка способна выразить в совершенстве. Моцарт, кажется, согласился бы положить на музыку также статьи из “Венской газеты”. Он гениален, но ничтожен как художник. Он никогда не мог достичь величия Генделя… Хорошо ли играл Моцарт… Впрочем, искусство было тогда в пеленках… Главный недостаток Моцарта – отсутствие определенного характера в оркестровых произведениях; я не нахожу в них определенного душевного настроения, как в ваших композициях… Ваши произведения имеют всегда один определенный, исключительный характер: поэт мог бы написать к каждому из них только по одному стихотворению, тогда как к произведению Моцарта он мог бы написать аналогичных 3–4… Я никому не уступил бы права переписать квартет (ор. 131); вдумываясь в него спокойно, я открываю новые, неведомые миры… Это та же самая оратория Бернарда?.. Мне более нравится идея Куфнера: Пожар Москвы… Гете должен был бы доставить текст… Реквием должен быть написан так, чтобы вызвать самого дьявола из ада… Не собираетесь ли написать квинтет?.. Но человек должен работать для славы, для потомства… В субботу я был у Карла с вашей запиской, это было вечером, и я узнал от прислуги, что Карл ушел рано утром и даже не возвращался к обеду. Хочу с ним сблизиться, расположить его к себе; быть может, тогда мне удастся познакомиться с его образом жизни и предостеречь его от дурного… Кажется, он не пьет. Приглашу его как-нибудь играть в бильярд, чтобы посмотреть: давно ли он уже играет и ловок ли в этом искусстве… Жадность к деньгам он, кажется, наследовал от отца. Это тоже зависит от степени образованности».

Добродушный юморист-литератор Кастелли, часто бывавший в обществе Бетховена и его приятелей, говорит в своих воспоминаниях: «Великий Бетховен всегда охотно встречался со мною. Бывало, как только увидит меня, спрашивает:

– О каких чудовищных глупостях поведаете нам сегодня?

Я передавал ему модные остроты, анекдоты, и он хохотал тем больше, чем они были грубее… Когда появилась в печати моя книжка с 1000 поговорок, то я показал их Бетховену; каждая из них заключалась в двух, немногие – в четырех строках, они ему очень понравились, и он нашел, что они вполне подходят для канонов. Поэтому я велел переплести один экземпляр с приложением страниц нотной бумагой и подарил Бетховену. Вскоре затем он сообщил мне, что уже вписал туда несколько канонов. По смерти его, к великому огорчению, я не нашел этой книжки, которую мечтал хранить как реликвию».

Появление новых друзей не устранило старых, с которыми композитор продолжает поддерживать частые сношения и переписку, причем почти каждая записка содержит в себе шутку, остроту или игру слов (linke – левый).

К виолончелисту Линке.

Дорогой мой левый и правый!

Я много слышал о г-не ф. Боклете, а потому думаю, что самое лучшее было бы просить его оказать вам любезность и играть трио в вашем концерте. Я не знаком с ним, не то обратился бы для вас к г-ну ф. Б. Будьте уверены в моем постоянном желании быть вам полезным.

Ваш друг Бетховен.

К Шиндлеру.

Ждал до половины 2-го, но так как caput confusum не пришел, а я ничего не знаю о предстоящем, да и Карл отправится из университета в Пратер, то я должен уйти, чтобы Карл успел покушать; ему нужно уйти раньше. Меня можно найти в «Дикаре».

К г-ну Шиндлеру, Мэренской башке.