Хотя день этот не имеет значения ни для тебя, ни для меня, все же я надеялся, по крайней мере, получить записку. Но напрасно. Можешь также не писать к Петерсу в субботу… Если хочешь в будущее воскресенье, но либо пораньше, либо совсем не надо.
Твой верный отец.
6-го сент. 1825 г. Дорогой сын!
Отлично вижу, как трудно всем приехать сюда; поэтому можно собрать всех в пятницу у Шлез., и я приеду в город; потому что я должен убедиться в том, все ли в порядке. Так лучше и делу конец. Вчера он тоже был здесь и сказал, что как только передашь ему квартет он заплатит за него, впрочем, между нами он все же жид. Достаточно, если они сами сделают новое. Ты увидишь, что лучше, если они хотят в четверг, то и я могу тогда. Постарайся только скорее окончить дело, чтобы сейчас же переслать деньги в Лейпциг Петерсу, которого ты отнюдь не должен упоминать. Шлез. полагает, что в воскресенье уж не будет в Вене, поэтому надо спешить. Во всяком случае, # золотом, причем сослаться на других.
Напиши мне сейчас же и пришли со старухой; нужен ведь только образец корректуры. Не мешкай, будь расторопнее, дабы старуха приехала вовремя. Было бы лучше, если бы ты собрал всех в пятницу в городе, куда я прямо приеду. Передал ли тебе Шлез. квартет (первый), много ли ломался, затруднение, видимо, в уплате.
Только что получил твое письмо, Хольц приедет, значит, только в четверг и кто знает наверняка ли? Твое письмо меняет все, так как окончательно назначена пятница. Здесь или в Вене, это укажет Хольц. Главное со Шлез., потому что дольше нельзя ждать. Если он сначала ждет репетиции, то совсем не получит его. Вчера он сказал, что издаст квартеты не здесь; я сказал, что это мне безразлично. Да благословит тебя Господь! Да не покинет он тебя и твоего верного отца.
Сентябрь. Дорогой сын!
Не забудь дать Товию квитанцию с деньгами. Этот господин должен был бы прийти раньше. Но раз обстоятельства таковы, ты должен сообразоваться. Я тоже не хочу, чтобы ты приехал ко мне 19 сентября. Лучше тебе окончить эти занятия. Господь никогда не оставлял меня; найдется же кто-нибудь, чтобы закрыть мне глаза. Мне кажется вообще, что во всем случившемся есть какой-то тайный заговор, в котором г. брат (псевдо) играет тоже роль. Я знаю, что потому у тебя нет охоты бывать у меня, так как у меня, конечно немного почище. 13 прошлое воскресенье ты опять занял 1 фл. 15 кр. у экономки, у этой старой подлой твари. Ведь было уже запрещено. И так во всем. Я почти два года носил парадный сюртук, конечно у меня скверная привычка носить дома поношенный сюртук, а госп. Карл? Фи, ему стыдно это! А почему? Ведь кошелек г. Л. в. Б-на только для того и существует.
Ты можешь в это воскресенье не приехать, потому что при твоем поведении никогда не удастся установить истинную гармонию и созвучие.
Зачем лицемерить? Ты станешь прекрасным человеком, тебе не придется притворяться, не придется лгать, а это полезнее для твоего характера. Видишь, так твои поступки отражаются на мне; много ли помогут самые добрые наставления? Ты, пожалуй, еще рассердишься.
Во всяком случае; не беспокойся; буду заботиться о тебе всегда, как сейчас. После того как я нашел 1 фл. 15 кр. в счете, ты вызываешь во мне такое настроение.
Не присылай больше таких глупых писем, потому что экономка может их прочесть на свет. Только что получил это письмо из Лейпцига; но думаю в ответ на него еще не посылать квартета; в воскресенье об этом переговорим. Прежде, три года тому назад, я требовал за квартет только 40 дук., потому следует теперь обдумать, как и ты собственно писал.
Прощай! Тот, кто хотя не дал тебе жизни, но, безусловно, сохранил ее и, что важнее всего, прилагал отеческие заботы к развитию твоих духовных сил, очень просит тебя не сходить с единственного верного пути к добру и истине.
Прощай! Твой верный, добрый отец.
Привези в воскресенье письмо обратно.
Баден, 4-го окт. Дорогой сын.