Без дорог

Летом 1936 года мне довелось прокладывать высотные ходы[59] и дешифрировать аэрофотоснимки[60] в озерном крае на крайнем востоке Ленинградской области. Здесь все напоминало о русской старине. Город Кириллов и Кирилловский монастырь обосновались над Сиверским озером со времен Ивана Грозного. О древней архитектуре монастыря повествуют зодчие и историки. Мариинская система каналов из Шексны в Сухону, через озеро Кубенское, проложенная по мысли Петра Великого, соединила в 1810 году Северо-Двинским каналом в одну цепочку некогда разобщенные и глухие озера. На их берегах выросли новые села, монастыри и поселения ремесленников.

К югу от канала и Кириллова раскинулась обширная, покрытая лесом равнина. Там в глуши, среди лесов и болот, по берегам извилистых рек приютились редкие малолюдные поселенья. Леса были разделены на дачи, лесные дачи разбиты системой широтных и меридиональных просек на кварталы. В огромной Ниловской даче лес вырубался «кулисами»[61], весной сплавлялся в запани на Шексну, там делалась сплотка и лотовки развозились буксирами. В лесной глуши лесорубы не раз встречали лосей и мишек.

За равниной, с трех сторон поднимаются пологие увалы. На юге по ним проходит железная дорога из Череповца в Вологду, на западе — тракт из Кириллова в Череповец, а на востоке, в истоках маленькой речки Вологды, было полное бездорожье.

В тот год лето выдалось знойное. Почва потрескалась даже на лугах. Над лесами, застилая дали, двигалась голубовато-серая дымка марева. Озера пообсохли, и на отмелых заиленных берегах из сапропелей[62] образовалась потрескавшаяся корка. В июле пароходное сообщение по каналу между Кирилловом и Вологдой прекратилось. Кириллов оказался отрезанным от Вологды и Череповца. Связь поддерживалась только по Шексне через Горицы. В этом краю, богатом озерами, реками и лесами, старики не помнили таких засух.

В снятом на лето в Кириллове для картографической экспедиции помещении на перекрестке двух пыльных проезжих дорог, на самом солнцепеке, стояла невыносимая духота и жарища. Те, кто сидели за вычислениями, выплескивали на пол ведро холодной воды и то и дело прикладывались к ледяному морсу из мороженой клюквы. Видя нерациональную трату времени днем, руководство перенесло рабочие часы на утро и вечер. Участники экспедиции воспользовались новым распорядком и проводили послеобеденный перерыв на живописных берегах Сиверского озера, загарая в полудреме под лучами полуденного солнца. Этот отдых и предвечернее купание освежали, и база вечером оживала. Работа заспорилась, но рабочих и лошадей в страдную летнюю пору добывали с трудом, и это тормозило отправку отрядов.

Взрослые и сильные мужчины шли на полевые работы неохотно: оплата была низкой, а труд — носить рейку и подрубать сучки — слишком легок. «Не работа, а морока одна. И на харчах больше проживешь, чем заработаешь», — обычно говорили, отмахиваясь, мужики. А поэтому отряды чаще всего комплектовались из учеников старших классов школ и первых курсов педагогического училища и техникума. Тех привлекала необычная работа, манили ночевки в палатках, разговоры у костра под звездным небом, романтика и полеты юной фантазии в свое будущее и будущее человечества…

Вскоре экспедиция, однако, исчерпала в Кириллове все запасы молодежной рабочей силы. Я был одним из последних, кому надлежало проложить поперек залесенной равнины несколько высотных ходов, получить горизонты вод озер и рек и к середине августа с этим материалом явиться на базу. Работы предстояло много, но я «сидел на бобах» с нанятой без подводчика подводой— старой, полусгнившей от времени легкой телегой и еще более старым, рослым, но ленивым конем. Подводу наняли специально для обслуживания экспедиции у единственного, уцелевшего в Кириллове ямщика. Черного, как ворон, Цыгана он приобрел за бесценок на ярмарке в Кблоче у забредших цыган. На доход от Цыгана ямщик закупал сено для «пары серых» и мечтал осенью сбыть его лесорубам. Но, хотя доход поступал хозяину регулярно, плохо кормленный, застоявшийся конь на глазах у меня непрерывно тощал…

На засидевшегося в городе топографа стали косо посматривать окружающие и товарищи.

Однажды после продолжительной дневной дремы под стеной монастыря, на берегу Сиверского озера, ко мне подсел курносый, широколицый парнишка. Он поставил ведерко с уловом, бросил на землю удилища и попросил закурить. Я дал папироску, и между нами завязался неожиданно деловой разговор.

— Что же, кого надо уже понабрали в отряды? — спросил он, кашляя от глубокой затяжки.

— Нет. Без рабочих сижу. Подвода есть, а людей нет…

— А у вас тоже аэрофотоснимки есть? Интересно! Я видел их. И до чего же хорошо все выходит! В нашем Кириллове каждый проулок видно, каждый дом, а ежели где на задах яблоньки, то и те разглядеть можно.

— Снимки без людей — пустота, их дешифрировать надо. Ты бы набрал подростков для работы. В Ниловской лесной даче по просекам пройтись надо… Да и сам приходи. Ведь время-то летнее — каникулы!