Без оглядки на богов. Взлет современной Индии

Многие женщины, с которыми я говорил, и индийцы-бедняки, которых я встречал в деревнях и городских трущобах, не могли реализовать свое право на получение субсидируемых продуктов питания. Административный аппарат в Индии бывает нерадивым и безответственным. И армия правительственных статистиков, а также независимые исследователи убедительно доказывают, что вина лежит именно на государственном аппарате[65]. Все документы с небольшими вариациями неизменно указывают на то, что государственное зерно не доходит до тех, кому оно предназначено. Размах воровства разнится от штата к штату, но в лучших из них, таких как Керала или Тамилнад, до бедняков доходит не более 80 % субсидируемого продовольствия. Для сравнения, во втором по уровню бедности штате Бехар на севере страны с населением 75 млн человек разворовывается более 80 % продовольственной помощи. В среднем по Индии расхищается от четверти до половины продовольствия. Факты свидетельствуют, что воровство стало рутинным обычаем на всех уровнях государственного аппарата.

Одна из женщин в Сандер Нагри рассказала о том, как она пыталась, но долго не могла получить карту BPL (below poverty line — «за чертой бедности») на получение субсидируемых зерна, керосина и сахара, положенных ей и ее семье. При этом правительственные доклады показывают, что до 40 % тех, кто имеет карты BPL, отнюдь не бедны. Они достали эти карты за взятку. Таким образом, от четверти до половины субсидируемых продуктов питания в Индии расхищается, а почти половина оставшегося уходит не по назначению – мошенникам. «Они даже не давали мне бланк заявления, пока не получили от меня взятку, – рассказала женщина, перебравшаяся в Дели из штата Бехар. – А когда я им заплатила, они дали мне бланк на английском, которого я не знаю. Так что мне пришлось еще заплатить какому-то человеку на улице, чтобы он заполнил для меня заявление». Получив, наконец, заветную карту, женщина отправилась в местную лавку «Справедливая цена». Оказалось, что та почти всегда закрыта. А когда открыта, там нет ничего, кроме заплесневелой пшеницы. Она показала мне мешочек с этим зерном, кишащим насекомыми. Понятно, что лавочник продал хорошее государственное зерно на черном рынке. Но ведь он не смог бы провернуть это без помощи целой сети продажных государственных чиновников.

Тогда я забыл спросить, какой работы она хотела бы для своих детей, когда те станут взрослыми. Но у меня нет сомнений, что большинство таких, как она, мечтают о том, чтобы их дети работали на государство. Это практичная мечта, так что с ними не поспоришь, хотя это мечта об увековечении той самой коррупции, жертвой которой они являются. Пратар Бхану Мехта, изучающий поэзию, пишет о двойственности отношения индийцев к государству как о «гражданской войне, идущей в наших душах». И далее: «В обществе, которое нечасто признает ценность и достоинство индивидов, и где лишь немногим дается возможность доказать свою значимость с помощью выдающихся свершений, коррупция – это способ заявить, что ты чего-то стоишь»[66]. Работа на государство дает статус, деньги и возможности. Для жителей трущоб работа на государство – самый очевидный путь к лучшей жизни. Для бедняков государство и враг, и друг. Оно терзает их воображение перспективой выбраться с его помощью из нищеты, но тех, кто обращается к нему за помощью, обычно награждает зуботычиной. Оно внушает им страх и надежду. Для бедных индийцев государство как жестокий отец, от которого никуда не уйдешь. И через них его грехи получают дальнейшую жизнь.

* * *