Без определенного местожительства...

Раньше у Доцента была любимая жена, любимая работа, квартира в центре города. Эта счастливая жизнь закончилась внезапно, в тот миг, когда он узнал об измене жены. Уже на свадьбе к нему пришло непривычное, тревожное сознание того, что теперь не только он, но и еще один человек, его жена, распоряжается его честью. Но это были лишь теоретические рассуждения, и он верил, что они такими и останутся. Тем сильнее оказался удар. Он развелся, квартиру оставил жене, сам снял комнату. Раньше он практически не пил, теперь пристрастился к водке. Его уволили из школы. Хозяева за неуплату выставили его за дверь. Это случилось зимой. У него не было в Бишкеке ни родственников, ни друзей. Он сидел на уличной скамейке, запорошенный снегом, дрожащий от холода. Ждал, что кто-нибудь подойдет к нему, поинтересуется, что с ним, предложит помощь. Однако прохожие равнодушно проходили мимо. И он вдруг понял, что его от всех этих людей отныне отделяет непреодолимая черта. Он отверженный, изгой. Он и они существуют в разных мирах. Ему стало страшно. Он пошел к одному своему бывшему коллеге, Петрову, но дома никого не оказалось. Приближалась ночь, мороз усиливался. Очень хотелось есть. Он стал бесцельно бродить по улицам, ходьба согревала. Возле одной мусорной кучи у костра грелись бомжи. Попросив разрешения, он подсел к ним. Его угостили самогоном… Очнулся он на бетонном полу в каком-то подъезде. На одной ноге была пушистая домашняя тапочка, на другой – дырявый носок. Сколько времени прошло, как он здесь оказался, он не помнил. Чувствовал он себя совершенно больным. Видимо, он и отравился самогоном, и простудился.

– Ишь разлегся! Гнать его надо в шею! – раздался внезапно сверху, со второго этажа, визгливый женский голос. Возмущение, презрение, гадливость слышались в нем.

Кто-то толстый, с усиками, перегнулся через перила, лениво пробасил:

– Мужик, вали отсюда! По-хорошему.

Он с трудом поднялся. Грязный костлявый котенок, такой же бездомный, как и он, крутился у ног и жалобно пищал. На первом этаже открылась дверь. К нему спустилась женщина средних лет с кружкой горячего чая в одной руке и с блюдцем с блинами – в другой.

– Вот, подкрепись. И давай, дуй отсюда потихоньку. Вот возьми.– Она сунула ему в карман двадцать сомов.

– Очень… благодарен…

– Да ты разутый! Я сейчас.

Она ушла. Он дрожащими руками отрывал от блинов куски и одни отправлял себе в рот, другие бросал котенку. Женщина принесла старые ботинки, помогла надеть и ушла. Минут пятнадцать он выходил из подъезда: ноги отказывались служить. Мимо прошел усатый.

– Ты еще здесь? Чтоб через пять минут тебя не было! – В его голосе зазвучала угроза.

– Да что я сделал? – пробормотал он вслед усатому.

Еще четверть часа ушло на то, чтобы пройти несколько метров по двору. Правой рукой он цеплялся за штакетник, в левой зачем-то держал тапочку. Котенок не отходил от него ни на шаг. Ботинки были малы. Он потопал ногами, чтобы вбить пятки в ботинки. На это ушли последние силы. Он почувствовал, что может умереть в любую минуту. Посмотрел украдкой на окна, надеясь увидеть ту женщину. Сейчас из всех людей на земле только ей его судьба небезразлична, казалось ему, только она может его спасти. Но ее не было видно. Он вернулся в подъезд, свернулся калачиком на прежнем месте. Котенок улегся на нем и немного согревал. Вскоре пришли какие-то шумные женщины, с грубой шутливостью попытались поднять его и выпроводить. Убедившись, что он в самом деле не может идти, оставили в покое. Приехала «Скорая», но врач отказался его забирать. »Экстренного лечения не требуется,– сказал он.– Ни одна больница не примет». «Скорая» уехала. Ночью ударил мороз. Он всем своим существом ощутил, как из него уходит жизнь. И тогда он закричал, вернее, взвыл. На первом этаже хлопнула дверь. К нему спустилась та женщина. Принесла стакан водки, закуску, старое одеяло. Она была немного навеселе. Он выпил, и по телу разлилось живительное тепло. Женщина сказала что-то ободряющее, забрала посуду и ушла. Она его спасла. Проснувшись на рассвете, он почувствовал себя лучше. Заковылял на улицу. Котенок увязался было за ним, но скоро отстал. Тех бомжей он не нашел, прибился к другим. Так начиналась его новая жизнь. Она длилась уже три года.

9

Утром к Доценту подошла Наташа, спросила застенчиво:

– Можно, я с вами пойду?

В этот день они собирали бутылки вдвоем. Вечером после обычной выпивки у Каная девушка проводила шатающегося Доцента до его плиты и робко сказала:

– Можно, я здесь останусь?

Больше они не расставались. Оба ухватились за эту любовь как утопающий за соломинку. Наташа верила, что это чувство не даст ей погубить душу. Доцент ощущал, как крепнет его воля, его решимость изменить свою жизнь.

– Всем они друг другу подходят, – умиленно шамкала Валька. – Они даже не матерятся.

Наверное, самое здоровое психическое состояние человека – это безумное состояние любви. Доцент бросил пить! Первое время он страдал, не находил себе места. Затем, исследуя свое внутреннее состояние, стал удивляться: