Без подводных камней

Но по обстановке было видно, что обитает здесь не Казанова, а молодой ученый. Книги везде, на самодельных полках, занимающих целую стену, на широком подоконнике, на письменном столе, стоящем возле высокого и узкого арочного окна, напоминающего бойницу, грудой навалены конспекты. Вот это человечище, подумал Шубников, у которого после третьего курса на все предметы была одна толстая тетрадь по медицине, а для кандидатской один блокнот с данными, из которого он печатал сразу набело.

Среди унылых клеенчатых обложек толстых тетрадей Шубников заметил одну редкой красоты, с изображением Парижа, как он догадался по силуэту Эйфелевой башни. Обложка была старая, немного выцветшая, с растрепанными уголками, и Шубников предположил, что парень не расстается с этой красивой тетрадкой со школьных лет, бережет, записывая туда только самые важные мысли.

– У вас мальчик, девочка? Какой класс? – спросил Тимур.

Шубников опешил:

– В смысле?

– Ну вы же насчет репетиторства поговорить хотите? Я материал даю хорошо, но сразу предупреждаю, что без гарантии поступления, потому так недорого. Ну и вам еще скину дополнительно, как маминому коллеге.

Посмеявшись недопониманию, Шубников рассказал, зачем пришел.

Тимур нахмурился:

– Слушайте, я даже не знаю…

Он пододвинул Шубникову единственное в комнате кресло, а сам запрыгнул на столешницу.

– Даже не знаю, что вам сказать. Мы давно не общались.

– Какие у вас остались впечатления о ней? О ее научных разработках.

Хозяин пожал плечами:

– Так какие? Когда ты студент, все кажутся великими и гениальными.

– Что есть, то есть.

– Ну! А потом смотришь, мама дорогая… Слушай, давай на «ты».

– Давай.

– Гаккель умеет заморочить, сам, наверное, знаешь. Он мужик обаятельный, как начнет речь толкать, что мы все болезни победим, рак поставим раком и так далее, так прямо веришь! Прямо вот немедленно хочется бежать и покорять. А тезка его в светлые дали не звала, но так умела разложить красиво, что неискушенному уму любая притянутая за уши муть представлялась великим научным открытием. Ей бы научный коммунизм преподавать, честное слово. Так что пока я у них был на побегушках, конечно, верил, а как вник в вопрос, понял, что пустышка. Павлов, кстати, тоже перед смертью отказался от этой идеи, после того, как все приличные журналы завернули их статьи обратно.

– Ну ясно, – вздохнул Шубников, – но в целом она нормальная была?

– Ну такая… Недалекая, но хорошая, в принципе, тетка. По сравнению со своим родственником так вообще ангел. Помогла мне устроиться, когда эта скотина Гаккель меня на кафедру не взял.

– А что так?

– А то ты не понимаешь? Блатного предпочел. Валерия Михайловна хотела его уговорить, чтобы все-таки меня взял, но они страшно разругались.

– Из-за тебя?

Тимур широко улыбнулся:

– Да ну, кто я такой, чтобы из-за меня ругаться. Просто когда Павлов умер, вакцину стало некому варить, ну и началось… Я вообще зря не хочу наговаривать на хороших людей, но мне кажется, что они все это организовали ради денег.

– В смысле?

– На пороге смерти любую сумму отдашь, лишь бы только еще пожить, правда?

Шубников пожал плечами.

– Валерия Михайловна, святая простота, верила во всю эту ересь, а Гаккель с Павловым просто бабки заколачивали, – вздохнул Тимур. – Я когда понял, то отстранился от них, не хотелось, знаешь, мараться. Хоть они мне ничего и не платили, но до сих пор как-то неприятно, что я участвовал в надувательстве тяжело больных людей. Когда Павлов умер, Гаккель хотел, чтобы Валерия сама готовила вакцину, но она отказалась. Не умела, да и оборудования у нее на кафедре такого нет, как в Институте цитологии. А Гаккелю в принципе было наплевать, что она там сделает, хоть дома у себя куриный бульон сварит.

– Не стала, значит, в откровенном надувательстве участвовать?

– Нет, конечно! Она отличная тетка, хоть немного и того, – Тимур горестно вздохнул. – Ну как немного, если Веронику грохнула…

Поблагодарив Тимура за уделенное время, Шубников отправился домой. Сходил он, похоже, не зря, данное исследование не поставило точку, но показало, в каком направлении следует идти.

Неизвестно, как сейчас, но когда он сам работал в стационаре, брать деньги у пациентов было не принято. Больные благодарили другими, иногда более существенными вещами, каждый в меру своих возможностей. Кто-то просто нес коньяк и конфеты, кто-то редкие книги, директора магазинов оставляли свои телефоны на предмет приобретения дефицита, а если ты стоял в очереди на жилье и успешно оперировал работника исполкома, то получал квартиру в первом сданном доме. Или во втором, в зависимости от должности пациента. Словом, принцип услуга за услугу работал отлично, и никто не приплетал к нему пошлые дензнаки. Урологи и гинекологи брали, но это у них такая уж традиция.