(без) Право на ошибку

Объяснил. Ага. И читал, перечитывал, заучивал наизусть сухие отчеты. Мне подробные и не нужны были — я обладал достаточным воображением.

Долбанный мазохист.

Вот она выходит в легком платье со своей радостью и блондинчиком — гулять в сквер. Сидит с ним на свидании, пьет вино, хохочет. За покупками ходит — то одна, то с коляской. Стоит в пробках на работу, обязательно резко выкручивая руль и покусывая губы — она всегда так делает, когда задумывается о чем-то. Натягивает на свою круглую задницу обтягивающие штаны, волосы собирает в хвост — и в спортзал. Упахиваться до того, что капли пота начинают стекать в ложбинку между ее грудей. Уезжает в загородный ресторан с шезлонгами, бассейном и подставляется там солнцу и жадным взглядам.

Спит на своей кровати, на белоснежных шелковых простынях — она идеально смотрится на белом.

С малышкой спит или одна.

Пока — одна.

Это я высматривал в отчетах особенно скрупулезно.

От одной мысли о том, что ее новые отношения перейдут в другую плоскость меня скрючивало, но она пока держалась.

И только благодаря этому держался я…

Кивнул блондинке и сделал знак бармену:

— За мой счет.

Мы разговорились.

Удивительно даже, как хорошо можно поговорить там, где ничего не слышно. И когда дела нет до результата разговора. И разговаривать совершенно не хочется.

У моей попутчицы по этой ночи оказалось отличное чувство юмора и обезбашенные представления о жизни. Мне это понравилось. Как и неприкрытое восхищение и здоровое желание в ее глазах.

Не то что мне нужно было доказывать что-то кому-то. Или самому себе. Просто оказалось приятно, когда тебя оценивают положительно. Когда не знают, какой ты на самом деле — и не стремятся знать. Просто готовы разделить собственное одиночество. И пару бокалов крепкого алкоголя.

Я с интересом провел по ее плечу пальцами, проверяя, не показалось ли то, что увидел.

Вздрогнула.

Нет. Не показалось.

Смотрит дерзко. Придвигается еще ближе.

Приятные духи и щекочущее воображение частое дыхание.

То что нужно сегодня, не так ли? Чтобы заткнуть мерзкий голос внутри. Чтобы завязать хотя бы на одну ночь глаза. Чтобы на мгновение поверить, что впереди и правда пусть не лучшее, но что-то есть.

И я наклоняюсь к ней.

И с трудом верю самому себе, потому что вместо того, чтобы предложить поехать ко мне, я сообщаю, что мне пора.

Блондинка смотрит на меня, как на идиота.

Бармен смотрит на меня, как на идиота. И еще пара посетителей рядом.

А я и есть идиот Из тех придурковатых фанатиков, которые не моют руки после прикосновения к кумиру.

Я не святоша, не решил блести целибат. Просто все еще чувствую вкус Настиных губ на своих губах. Все еще ощущаю ее горячее тело, распластанное под моим. Высокую, большую грудь, твердые соски. Вкус ее оргазма все еще настолько явен, что мой язык просто не может почувствовать что-либо другое.

А ее стоны вытеснили почти все в моей голове, кроме горького «нет».

Я понимаю, что так будет не вечно. Что в один прекрасный момент найдется блондинка или брюнетка, или рыжая, на чей призыв я отвечу.

Но не сегодня.

Сегодня я просто ухожу из клуба и еду домой один.

Хотя, почему один?

Со мной мои воспоминания. Они только и могут заполнить ту пустоту, что образовалась с ее уходом.

Настя ушла и забрала частичку меня. Будто лишила половины органов, и я теперь хуже слышу, хуже вижу, хуже дышу. Дышу собственным одиночеством; и если у него есть запах — именно его я и чувствую.

Дома пусто.

И тихо.

Лишь отголоски моих молчаливых прошлых криков.

А может стоило выбить звуковой волной эту дерьмовую реальность, надеясь, что она расколется и отступит? И предоставит мне еще один шанс?

Интересно, Настя может слышать мой крик?

И если да, то почему не обнимет? Не возьмет в свои объятия? Не вытащит меня из этой черноты?

Я не включаю свет. Зачем? Внутри меня настолько темно, что не спасут даже дизайнерские лампы. Гадское чувство, что раз ее нет рядом, значит нет вообще ничего. Чувство, от которого я когда-нибудь избавлюсь. Как и от чувства вины. От них устаешь.

Как и от любой погони за призраками.

Но сегодня ночью все мои призраки здесь. Бьются каплями воды из душа. Смотрят на меня из открытых окон. Жалят своими поцелуями и прикасаются летним ветром.

Как ни странно, успокаивают.

Это похоже на смирение. Я даже уверен почти, что это смирение. Но спустя несколько дней понимаю, что до смирения мне далеко.

Чувства, дурившие мне кровь столько времени, схлынули, обнажив до сухости морское дно. На котором как под микроскопом можно было теперь разглядеть молекулы моих настоящих желаний.

Всего того, что я действительно собирался потребовать — и получить — от жизни.

И на горизонте уже сверкали молнии и поднималась волна.

— Документы на подпись, — помощник максимально нейтрален. Старается. Смотрит в сторону. Я неожиданно понимаю, что он не так уж и плох.

Хм, надеюсь не дойду до той степени маразма, чтобы сообщить ему об этом. Ни к чему.