(без) Право на ошибку

— Не накручивай лишнего, — мягко сказал Серенин. — Я вовсе не обижен. Ты дала мне шанс — я им воспользовался. И был счастлив, понимаешь? Даже так. Да, не вышло, но я понимаю, не потому, что я плох — или наоборот, слишком хорош. Просто так сложилось, что в твоем огромном сердце-комнате, в том шкафу, что отвечает за мужчин, слишком тесно. Потому что он набит под завязку. Ты замечательная. И ты можешь сделать счастливым своего этого Володю, или кого угодно еще. Я просто хочу чтобы именно ты стала счастливой. Стала собой окончательно. Ты вернула свое имя и девичью фамилию. И пора вернуть и все остальное — тот путь, что был тебе когда-то предназначен, когда ты переступила порох «Волны».

— А если ты ошибаешься?

— Может и ошибаюсь. Но, во всяком случае ты перестанешь спать и искать удобные и «правильные» варианты.

Я уезжала из ресторана чуть пришибленная.

Дима высказал то, что я и сама думала. Но Дима — это Дима. А это моя жизнь, и мне в ней жить. И я сама, одна должна принять решение. Рисковать снова или нет?

Позволить любить себя или любить самой?

Деревянный дом в деревне или яхта в открытом море?

И то и другое не плохо — но готова ли я решать, что лучше конкретно для меня? Для Рады?

Я понимала, в чем проблема. Я всегда шла в одиночестве. Жизнь оказалась той еще тварью, она меня знатно помотала. И я не хотела — боялась — видеть кого-то рядом с собой. Одной было проще.

Да, проще. Но пусто. Бездушно.

Будто нет большой части меня.

Которую раньше наполнял — что бы он ни думал — Дима. Теперь Рада. Но и этого было не достаточно. Потому что я слишком хорошо знала вкус одиночества. И он все еще был у меня на губах.

Даже не помнила, как доехала домой. Как взяла телефон в руки.

«Если когда-нибудь напишешь мне, это будет значить только одно».

И отложила.

И сделала так много раз на протяжении последних дней.

Что я ему скажу? А если уже поздно? А если он не готов повторить свое предложение?

А если я ошибаюсь? И Дима? И Володя_; который смотрит на меня все более нежно и, чувствуется, готов эту нежность отдать? Почему бы мне не принять? Не попробовать в ответ — он ведь мне нравится. И я вполне вижу его в роли своего мужчины рядом. И он не вызывает пожар внутри меня — но ровное тепло. О которое так приятно греться.

Если ошибается Веринский?

В своих чувствах и возможностях? Возможности быть со мной и любить меня такую, какая я есть? Не пытаясь задавить, отложить в сторону, сломать под себя?

Все эти сомнения и переживания ухудшали не только мое настроение. Но и общее состояние. Я еще больше похудела, потому что уже не просто не чувствовала аппетита — меня в буквальном смысле тошнило даже от запаха еды. Я стала уставать. И как-то вечером на одной из тренировок чуть не упала в обморок и потом долго приходила в себя, сидя в пустой раздевалке и пытаясь отдышаться.

Я смотрела на свои пальцы, которые тряслись от перенапряжения и пыталась понять, что происходит?

Что, черт возьми, со мной происходит?!

А вдруг я… больна?

Сердце пропустило удар, а потом забилось с двойной силой.

Боги… неужели что-то серьезное? Рак? А как же Рада? Неужели она снова останется одна?

Волна паники захлестнула с головой, а мозги уже судорожно начали искать решение. Спокойно. Не останется. Серенины не оставят ее. И потом есть клиники, есть возможности. Зачем заранее себя накручивать?

Не переодеваясь, я позвонила в частную больницу и записалась на прием и полное обследование. Потом кое-как приняла душ и помчалась домой, чтобы отпустить Тому и прижаться к своей крошке, в поисках источника силы. Та спала спокойно и безмятежно, улыбаясь во сне, а я не могла спать. Вроде отбрасывала от себя жуткие образы, но спать не могла. Смотрела на дочку, сжимаясь под толстым одеялом, которое пришлось натянуть на себя, несмотря на лето, а еще толстую пижаму, носки. Меня колотило.

Утром пришлось себя взять в руки.

Передала малышку помощнице, накрасилась, оделась в роскошный летний костюм, сама доехала до больницы.

Правда, долго сидела там на стоянке, не решаясь зайти внутрь. И только звонок от администратора с осторожным «Вы подойдете?» заставил меня выйти из машины.

Я спокойно отвечала на вопросы врача. Сдала кровь из вены. Взвесилась, измерила рост — еще куча странных процедур. Хмурилась и едва сдерживалась, чтобы не потребовать МРТ — что-нибудь посерьезнее, чем кровь в лабораторию.

Чуть успокоилась, когда врач, странно на меня поглядывая, предложил пройти в кабинет УЗИ.

Они все найдут. Разберутся. Вылечат.

И даже не сразу расслышала, когда меня со всеми почестями вернули в кабинет терапевта, что мне что-то сказали дебильно— радостным тоном.

Сидела и смотрела в одну точку.

А потом, постфактум, на краю сознания разобрала — не разобрала, а осознала — и медленно подняла взгляд на доктора. С лица которого сползла улыбка. Наверное, что-то страшное было в моих глазах, потому на мое хриплое «что?» он ответил уже осторожнее:

— Вы беременны. Восемь недель, плюс-минус. И все прекрасно, все показатели в норме и…

Он врет Ублюдок. Почему он врет?!!!!! Какая у меня может быть норма?!