Без приглашения

Каймарас налился кровью, руки сжал в кулаки. Но и я знал, и все знали — труслив Каймарас, драться не станет.

— Наши резцы покажут, — важно произнес он, — от чего больше толку — от твоей головы или от моих рук. На сто процентов ручаюсь, победителем буду я.

И тут ученик монтировщиков Карим проговорил тоненьким голоском:

— Каймарасу всюду мерещатся проценты.

И молодой мастер Халил добавил:

— В создании материального благополучия процент, говорят, играет ведущую роль.

Сообразив, что разговор поворачивается не на пользу ему, Каймарас вдруг поднял свою длинную, как палка, руку:

— Смотрите, смотрите, голубь летит!

Мы все невольно посмотрели в небо и увидели… обыкновенного горного голубя. Ловко провел меня Каймарас. Все невольно рассмеялись. И тут меня как током ударило. Мысль, мысль зародилась во мне, и горячая волна радости нахлынула на меня: «Нашел! Я знаю, что буду делать!»

Но ничего не сказал. Ни с кем не поделился своей находкой, только, обратившись ко всем, вскричал:

— Друзья! Шутки шутками, а встреча с вами, встреча с тобой, Каймарас, — замечательный, даже знаменательный для меня момент! — Я протянул ему руку: — Благодарю тебя, дорогой друг! Ты мне ужасно помог, без тебя не знал, что и делать.

Не сказав больше ни слова, я повернулся и быстрым, легким шагом пошел к дому.

МАДИНА

НОЖОМ ИЛИ РЕЗЦОМ?

Что такое талантливые люди? Старый учитель Гамзат, наверно, знает, что говорит, — велит мне гордиться. Не собой гордиться, а свекром моим и мужем. Почему не научил, как это делают, как гордятся? Залезть на башню Кунакла Каль, кричать, как муэдзин: «Дорогие мои земляки, я попала в талантливую семью и ужасно горжусь! У меня свекор талантливый и свекровь, и муж мой гениальный, одна я у них дурочка. Ах, счастлива я, ужасно счастлива, дорогие земляки!»

Конечно, жаль Бахмуда, нехорошо, что заболел. Он самый добрый в нашей семье, самый ласковый. Его все любят, все в Кубачи его знают. Пришла в больницу, как только сказала, что у Бахмуда сердечный приступ, не кто-нибудь — главный врач со мной пошел. Старичок. Ему трудно ходить — задыхается. Увидел, что у меня рука изрезана, залеплена бумажками, говорит:

— Так нельзя, инфекцию занесешь. Чем порезала?

— Резцом.

Он посмотрел внимательно:

— Значит, и ты решила переквалифицироваться? Семью Джалиловых помнишь? Сапожника Джалилова, а? Его дочка Айбала, смотри-ка, бросила вязать носки, потребовала, чтобы отец научил ее шить сапоги и туфли.

Я не удержалась, фыркнула. Эта Айбала у нас в школе считалась отсталой. Не совсем глупая, но учиться не хотела. Нашел с кем меня сравнить доктор! Спасибо!

Отвечаю ему:

— Нет, я профессию не хочу менять. Резцом от мясорубки порезалась.

— Ножом, а не резцом! — поправил меня доктор. — Что у вас, дома йода нет? Оставь меня, я сам дойду, возвратись в больницу. Скажи, что я велел сделать перевязку.

Но я все-таки довела доктора до дому. Когда подымались по лестнице, оба услышали: Бахмуд громко смеется, весело.

Доктор покачал головой, мне даже неловко стало. Выходит, напрасно беспокоила. Разве тяжелобольные могут так хохотать? Вдруг мне страшно стало: подумала, что свекровь нашла резец и пластинку с моими каракулями. Кровь ударила в голову. Я доктора оставила — побежала в комнату. Долго лазила на четвереньках, все ладони измазала. Резец нашла, а пластинки нигде нет.

Меня позвала свекровь. Доктор сидит у постели Бахмуда, выписывает рецепт.

И Бахмуд веселый, и доктор улыбается. Одна свекровь, как всегда, смотрит исподлобья.

— Ох, уж эти талантливые люди! — качая головой, говорил доктор. — Тебе нельзя так волноваться, Бахмуд. И хохотать так громко нельзя, и ходить быстро нельзя. Полежать придется. Мадина принесет тебе капли — пей через каждые три часа аккуратно.

— Я совсем не больной, сразу здоровым стал. Сын меня вылечил. Я так боялся, так волновался: не успею на выставку…

Свекровь поманила меня пальцем, шепнула:

— Вот бумажка. Беги в аптеку, чего ждешь? Мужской разговор — зачем тебе?

Доктор сказал:

— Не забудь зайти к медсестре.

В дверях меня встретил Хартум:

— Как отец?

— У него доктор сидит. Кажется, лучше стало. Говорит — ты его вылечил.

Хартум начал вокруг меня плясать. Обнял, сто раз поцеловал. Я думала, он обрадовался, что Бахмуду не так плохо. А у него другая радость.

— Знала бы ты, Мадина, какое счастье! У меня вдохновение! Слыхала, что это такое? Может, в романах читала? Вдохновение дает крылья, без него художник ползает…

Я испугалась: «Неужели видел, как я ползала по комнате, искала свою пластинку?» Нет, не мог видеть. А он как закричит:

— Нашел, понимаешь, нашел!

— Где ты мог найти? Что ты мог найти?

Он, оказывается, совсем о другом говорил. Я напрасно испугалась.

— Нашел, что делать для Генуэзской выставки. Птицу буду делать. Угадай какую?

— Орла, — сказала я первое, что в голову пришло.

— Нет, Мадина, не угадала. Орел — эмблема могущества, агрессивная птица. Я мирную буду делать птицу, добрую…

У меня такое плохое настроение, а он лезет со своими птицами. Говорю ему: