Без приглашения

— «Глоток выпила, капризы-мапризы. Девушек не знаешь? Характер показывает…

— Грустная ушла?

— Если среди пира уронишь слезу — все равно в бокал попадешь! Слезы девушки — воспоминания женщины. Доставляй радость через слезы: помнить будет, ценить будет. Любить знаешь как будет!

— Не грустная ушла твоя Айгима — злая. Смотри, Хасбулат, не прости!

— Как так не прощу? Обязательно прощу. Кинжал во время пира в ножнах — там, там ему место! Ха-ха-ха.

Он смеется громче, уверенней других. Гладкий, счастливый — на груди вьется густая поросль.

Раньше никто не знал. Теперь, когда и горцы обнажаются перед людьми, всем известно — и у горцев на груди растут волосы, а густые волосы на груди мужчины — признак счастья.

У Хасбулата, смотрите, смотрите, на груди то и дело запутываются мухи, букашки; бабочки чаще всего запутываются.

Как так? Нет бабочек на махачкалинском пляже.

Для Хасбулата найдутся. Любит бабочек Хасбулат. И бабочки его любят. Рады запутаться.

Хасбулат откапывает из мокрого песка бутылку с охлажденным коньяком, делает глоток, передает соседу.

Любят, любят студенты Хасбулата Ибрагимовича, шутки его любят, коньяк его любят… Некоторые студентки тоже…

Между прочим: костюм Хасбулата Ибрагимовича аккуратно сложен, прикрыт полотенцем — не выгорит на солнце. Предусмотрительность — признак человека истинно ученого. На полотенце, как способный сопротивляться ветру груз, — толстый том Ушинского; корешок с золотым тиснением. Книга библиотечная, пусть выгорает.

— Это правда, что ты сделал Айгиме предложение? Ха-ха.

Хасбулат грузно поворачивается, угрожающе смотрит:

— Ты что сказал? «Ха-ха» сказал? Что означать должно твое «ха-ха», а, приятель? Плохая будет жена?

— Сам же назвал дурочкой.

— Мало что я назвал. Ты попробуй назови!.. — И тут же Хасбулат кричит вслед «невесте»:

— Айгима! Ай-гима-а!..»

Мне передали под столом сложенную бумажку. Я развернул. Амина писала: «Хурматла[3] Магомед-Расул! Не протестуйте, прошу Вас. Я во многом виновата, все-все потом расскажу. Утром хотела, чтобы прочитали только Вы, но поддалась уговорам. Не торопитесь с выводами, мне трудно… очень…» Посмотрел на нее — она шепталась с Мукашем. «Да уж, тебе трудно!» — подумал я.

— «Айгима в босоножках бежит по песку, ей трудно бежать.

Она убегает.

На глазах не то слезы, не то морская вода.

Ветер полощет короткое платье. Цветастое, ситцевое, выгоревшее. Вслед ей несется:

— Ай-гима-а!

— Уже молодая, от себя не убежишь!

— Вернись. Смерть Печорину!

— Я все прощу, вернись!»

— «Смерть Печорину» — институтское прозвище моей подруги, — вполголоса сказала Амина.

— Все понятно, не мешайте, пожалуйста, — попросил Костя Богатеев.

Винский поблагодарил его легким кивком.

С этого места он читал проникновенно-взволнованно: