Без приглашения

Только она собралась мне назвать себя, распахнулась дверь, в комнату ворвался Мукаш Колдыбаев. Знаете такого киргизского поэта? Наш курсант. Для своих двадцати четырех лет успел довольно много… Но чересчур шумный, безостановочный. Он высокий, веселый, самоуверенный… В руке, как и незнакомка, держал листки бумаги.

— Садитесь, ребята, садитесь! Сотворил великолепные стихи. Клянусь аллахом — гениальные!

Взъерошил волосы, принял торжественную позу и, не давая опомниться, пустился декламировать.

Я слова понять не мог. Кто остановит Мукаша? Как водопад: пенится, клубится. Пришлось сделать вид, что слушаю, а сам разглядывал пришедшую девушку. Она явно нервничала. Жестом я пригласил ее сесть. Поблагодарив кивком головы, она взяла стул, перенесла к окну, шепотом спросила:

— Можно открыть? — и, не ожидая ответа, подняла щеколду, распахнула окно, высунулась по пояс; кажется, хотела увидеть кого-то или что-то внизу. И тут же я вспомнил, что курьерши ездят теперь на машинах, всегда торопятся. Но ведь, пожалуй, не курьерша?..

Девушка немного успокоилась. Села. Стала слушать. Мне показалось — понимает. Неужели знает киргизский язык? На киргизку не похожа, в лице прорисовывается что-то кавказское. Балкарка? Карачаевка? И те и другие отлично понимают киргизский.

Я смотрел, смотрел, вдруг прилетела мысль: может быть, студентка Литинститута?

Мукаш кончил декламацию и плюхнулся на стул рядом с девушкой:

— Хорошее произведение? Тебе понравилось?

Она повернулась к Мукашу, посмотрела в глаза… Потом, мило рассмеявшись, произнесла:

— О, даже очень! — сказала и вспыхнула, отчего стала еще привлекательней.

И опять подошла к окну, и тут же, успокоенная, села на место.

Я хотел бы посмотреть, что там за окном, но Мукаш глянул грозно, требовательно:

— А тебе? Понравилось, не понравилось? Говори, говори, не стесняйся, не боюсь!

Я дернул плечом. Что сказать, когда ни слова не понял, как хвалить?

Поэт напустился на меня с удвоенной силой:

— Киргизского языка не знаешь — так что? Музыку произведения тоже не слышишь? Рифмы, ритмы тебя не трогают, не интересуют? Сам же писал стихи, числился по нашему цеху… — Он снова повернулся к девушке: — Объясни своему глухому, бесчувственному брату, в чем прелесть, в чем покоряющая сила моего стихотворения.

И опять девушка мило улыбнулась. Требуя внимания, подняла пальчик. Тоненький, с розовым ноготком. И вдруг… запела.

Я еле удержался от смеха: незнакомка явно подражала Мукашу. Поэты, когда читают, всегда немного поют. Она в точности повторила тот же тон, тот же ритм, но в ее исполнении получалось что-то вроде песни. Она по-русски пела. Неужели перевела? Так быстро?

Попробую передать хотя бы приблизительно ее песню:

— Кругом теснятся кручи, их молнии стригут, и громы в них грохочут, и дьяволы хохочут, и боги стерегут… Кругом теснятся кручи — могучие хребты, плывут, сплетаясь, тучи, но пробивает луч их с небесной высоты. И самолет, как птица, стремится в высоту, чтобы пробиться к солнцу, к голубизне пробиться сквозь грозную черту. А в самолете плачут, от страха дети плачут и, прижимаясь к взрослым, от них спасенья ждут. Им взрослые не скажут ни слова в утешенье, они в оцепененье, на лицах их испуг. Но тут старик в папахе берет чунгур за деку, и пальцы начинают победный марш играть. И дети забывают о страхе и о громах, и дети Человеку поверили опять…

Я заметил, что незнакомка исподтишка бросает на меня взгляды, как бы желая проверить впечатление. Зачем это ей? Да кто ж, наконец, она? Артистка? Поэтесса?

Ее прервал Мукаш, бурно захлопал в ладоши, закричал:

— Кто ты? Откуда? Имя скажи!

Незнакомка улыбнулась и, хотя петь перестала, на вопрос не ответила. Мукаш ко мне бросился:

— Как твою сестру зовут?

— Мою?.. Думал — твоя…

— Зачем неправду говоришь? Я сразу понял — кавказская душа. Ой-е, хитрая! Тучи, горы, молнии. Увидела киргиза — моментально догадалась, о чем киргиз пишет. Музыку услышала? Хорошо, молодец! Скажи, девушка, скажи, кызымка, где в моем произведении нашла самолет? Нет самолета. И детей нет — мальчиков, девочек нисколько нет. Старик аксакал — твоя правда — на комузе играет. Слушайте, кавказцы, что вам скажу! В моем произведении гениальный сюжет: на Хан-Тенгри карабкаются альпинисты разных советских народов. Украинцы, русские, латыши, казахи, киргизы. Один альпинист — дагестанец. Вот что читал вам поэт Колдыбаев, самый лучший на всем Тянь-Шане. Теперь ясно? К вам пришел за помощью. На Кавказе никогда не бывал. Расскажите, как одет альпинист-дагестанец. Другие вопросы тоже имею: что крикнет дагестанец, когда сорвется в пропасть?

Девушка подскочила:

— Как так дагестанец? Какой дагестанец? Может, кумык? Кумыки в долине живут. Другие дагестанцы, горцы, даже с самых крутых пиков ни-ког-да не срываются!

«Эге, — подумал я, — кажется, не ошибся Мукаш, назвав незнакомку моей сестрой». Он рассмеялся:

— Зачем сердишься, кызымка? Дагестанец только поскользнулся. Друзья помогли, подхватили, одной веревкой связаны. Видела восхождение альпинистов? Если видела — скажи, проконсультируй: что носит альпинист-дагестанец? Бурку? Папаху?