Без приглашения

Гардеробщик презрительно сощурился. Он был стар, опыт наложил на его лицо глубокие морщины.

— Ищешь опохмелочную? Мотай, браток, на Тишинский рынок. Нашел куда прийти!

Вешалки пустынно сверкали никелем. Два плаща, один зонтик, три мужские шляпы. В глубине виднелся оранжевый дождевик.

— Так вот же! — вскричал я. — Пропустили же вы мужчину в том рыжем плаще. Куда пошел?

Гардеробщик истово высморкался в клетчатый платок. Ему не хотелось разговаривать.

— Тот дядька в рыжем дождевике, — продолжал я, тыкая пальцем в глубь гардеробной, — куда он мог пойти?

— Вам что? Ну, прошел иностранец…

— Никакой ос иностранец. У меня его портфель. Не хотите пропускать — повесьте портфель на его крючок… Надоело ждать!

Гардеробщик не поверил ни единому слову. Поднял трубку внутреннего телефона, пробормотал что-то невнятное — откуда ни возьмись возник бодрый, напомаженный администратор.

— Портфель?! — воскликнул он, задирая брови. — С чего вы взяли, что гардеробная гостиницы должна служить вашим подозрительным целям? Как это повесить на чужой номер? Вы думаете, что говорите?!

— Зачем мне думать? — устало сказал я. — Портфель моего приятеля, под видом интуриста он пошел в буфет.

— Воображаете, что мы, служащие гостиницы, обязаны знать, кто вы и кто ваш приятель?.. Сделайте одолжение, не отвлекайте меня. Сидите ждите. Не навязывайтесь, не напрашивайтесь…

— Могу я оставить ему записку?

— Пользуйтесь почтой, молодой человек!

Администратор с достоинством удалился.

Еще с полчаса, сидя в кресле, я ждал Винского. Гардеробщик не спускал с меня глаз. Все это мне так надоело, что, зажав портфель под мышкой, я пулей вылетел из гостиницы, сел в такси и минут через двадцать был на своем седьмом этаже в общежитии.

На ручке моей двери висел кинжал, подаренный мною Мукашу.

Швырнув портфель на кровать, я побежал в душевую. Только освежившись под холодной струей, я снова почувствовал себя человеком.

В коридоре мне встретился Савва Ярых.

Помните, где-то я уже упоминал этот случай, Савва произнес удивительную фразу:

— Сочиняй, брат ты мой, если хочешь добиться правды!

Вот и все. Вот и кончился проклятый вторник.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Итак, 19 июня, среда. Миновали растянувшиеся сутки. Можно забыть, нужно, совершенно необходимо забыть… Я приказываю себе изъять из памяти сумятицу, нелепицу, никому не нужную толкотню прошлого дня и особенно прошлой ночи. Довольно! Пусть живет и здравствует нормальный день, рабочий день; упорядоченный, построенный по четкому расписанию. Пора, нора!

Осмысленность, четкость, система. Ай, хорошо! Производительность моего умственного труда должна подняться еще выше… Начало положено — принял холодный душ, растерся махровым полотенцем. Сделаю физзарядку — и скорей за стол, за книги: завтра экзамен по философии. Правда, нормальный порядок предполагает другую очередность. Сперва положено делать гимнастику, потом отправляться в душевую. Но есть преимущество: не надо стелить постель, только подправить. В самом деле — экономия сил и времени: не ложился, значит, не встанешь. Ты уже на ногах или еще на ногах, какая разница!

Но, черт возьми, возникает препятствие. Вещи… Разнообразные предметы. Хочу забыть вчерашнее, хочу, чтобы все вошло в берега. Вещи напоминают. Стулья. Вот здесь сидела Амина, пододвинулась к окну. Амина, Амина, дерзкая девчонка! Слушая стихи Мукаша, заглядывала вниз, стерегла Винского… На поверхности письменного стола липкие следы вина. Это Савва пролил и затирал рукавом… Савва Ярых. Вчера он пытался уничтожить свой роман, сегодня пытается войти в норму, работать, жить… Лежит амузгинский кинжал, вчера его со всего маха, прорезав скатерть, воткнул в столешницу Аскер Цагатов. Одним ударом завершил дискуссию о праве на домысел… Этот кинжал был когда-то моим, я подарил его на дружбу Мукашу Колдыбаеву. Мукаш прицепил мой подарок на ручку двери, сознательно нанес оскорбление… Я ведь не собирался ему дарить. Месяца два назад он увидел висевший у меня над кроватью как украшение, как напоминание о родине кинжал в серебряных ножнах. Мукаш снял со стены и принялся расхваливать. Этого делать нельзя. По нашим горским обычаям, если гость восторгается твоим поясом, или твоим оружием, или буркой, или конем, — такая похвала равносильна просьбе: подари. А просьба гостя священна. Гостю отказать — аллаха обмануть! Я подарил любимый свой кинжал Мукашу. Он обрадовался, он меня целовал, отдарил шитой золотом тюбетейкой с пером из хвоста беркута; тюбетейку я в тот же день отправил бандеролью своей пятилетней Мадине. Как же теперь? Просить, чтобы вернула? Не разговаривать с Мукашем? Вот ведь, кавказских обычаев не знает, но смотри, догадался, чем побольнее уязвить. Вернул дареное оружие, кинжал, нанес кровную обиду. Мой дед, не задумываясь, вонзил бы этот кинжал ему в грудь. И потом семь поколений двух семейств вели бы кровную вражду подстерегали бы друг друга, резали, стреляли…

Нет, я хоть и горец, кровь не прольется.