Был у меня жених. Да, да, был у меня жених. Двоюродный мой брат Амир. Его прочили мне с детства. Жив и поныне старый обычай, по которому родители решают судьбу дочерей и сыновей чуть не с пеленок. Одно только в обычае переменилось. Родители дают друг другу обещание, а дети, когда взрослеют, нередко решают по-своему. И все-таки пойти против материнской воли не так-то просто.
Амир, считавшийся моим нареченным, служил уже третий год в армии. Значит, он вот-вот должен демобилизоваться. Подумайте! Выходит, что я, невеста, забыла об Амире, ни разу не получила от него и ему не послала не только письма, даже открыточки. А мама?.. Да, да, иначе и быть не может, потому она и отказала сватам Хартума. Значит, вопрос решен, значит, инструменты моего отца получит милый маминому сердцу Амир…
Я уже подняла над головой тигель, в котором плавят золото, намереваясь отправить его вслед тарелкам… Что меня остановило? Любовь к отцу, память о нем не позволили мне разгромить его мастерскую. Истинная правда: вспомнив отца, я вспомнила и то, как он мне внушал, что девушка должна быть скромной. Нелегкая это забота — быть скромной, быть тихой… Со дня смерти отца все в мастерской хранилось в том же виде, как и при его жизни. Был бы у меня брат, он бы унаследовал рабочий инвентарь отца. Маму много раз просили продать — она всем отказывала. Мне как-то раз шепнула: «Если полюблю зятя — все ему подарю». И вот сейчас я взялась перетирать и чистить напильники, плоскогубцы и круглогубцы, щипчики, кусачки, паяльники, тисочки, резцы, тигли, формочки. И правда стала успокаиваться. Когда-то я помогала отцу, и с тех пор… Ах, папа считал, что златокузнечное мастерство не подходит девушке, но кое-чему он меня учил — и похваливал… До сих пор, прикасаясь к инструментам, я чувствую нежность к ним, и на меня находит мечтательное настроение. И отец и мать ждали мальчика, думали все время о мальчике. Потому-то, наверно, так сильны во мне мальчишечьи черты. И нет-нет загорится снова жажда… вот этими инструментами самой работать.
Тут я услышала голос мамы:
— Боже мой, как я неосмотрительна! Утром уходила — ветра не было. Вот и оставила окна открытыми. Видишь, что случается, когда разбушуется ветер…
Я ждала, что мама к своим словам прибавит: «…у моей дочки в голове». И это было бы только справедливо. Но мама сказала:
— Ничего. Посмотри-ка под верстаком, там где-то есть хороший клей — им можно что угодно склеить.
Наверно, мама хотела меня успокоить. Но я, не знаю, как это случилось, стала топать ногами и кричать:
— Нет-нет-нет! Нельзя склеить то, что нарочно разбито. Не склеишь меня с Амиром, забудь о своем обещании его родителям. Я другого люблю, я Хартума люблю…
— Какого Хартума? — спросила мама, будто она и не догадывалась, о ком речь.
— Ты знаешь, мама, не можешь не знать!
— Мало ли Хартумов в ауле, доченька, Хартум Таилов уже старик, Хартум Муталимов в прошлом году женился — вряд ли из-за тебя разведется. Есть еще один Хартум. Он, правда, не женат, и родители его ко мне сватов присылали, но слышала я от людей, что у хорошего мастера Бахмуда сын стал известен на весь аул как бракодел…
Мама произнесла эти слова с ехидной улыбкой. Не знаю, что стало бы со мной, если б она громко рассмеялась, если бы она осмелилась рассмеяться над Хартумом. Заткнув ладонями уши, я выбежала во двор и в темноте налетела на какую-то старуху.
— Что с тобой, девушка? — спокойно спросила она.
— Тебе какое дело?! — крикнула я в ответ и побежала куда глаза глядят.
Утром по аулу разнесся слух: «Мадина обругала и чуть не исколотила жену Бахмуда».
Что мне делать, что делать? Откуда я могла знать, что именно в этот час явится к нам тетя Салихат — мать Хартума. Слушайте, слушайте! — она, оказывается, шла к моей маме, говорить хотела с моей мамой от имени Хартума и даже от моего имени: Хартум поклялся ей в том, что не только он любит меня без ума, но и я с ума схожу от любви к нему… Как могла я догадаться, что в темноте попадется мне навстречу вестница счастья? Разве я кошка, чтобы ночью видеть? Разве я собака, чтобы узнавать людей по запаху? Ой, худо мне, худо!
Недавно я услышал от одного старика поговорку: «Холостой в семье всегда мальчишка». Это навело меня на мысль, что отец скорей всего потому и говорит со мной без уважения, что я еще не женат. Замечаю тоже, что после свадьбы Каймараса мама то и дело посмотрит на меня, посмотрит — и вздохнет. Мне казалось, ждет от меня слова. Какого? Спрашивать об этом глупо. Старится моя мама, а сестренку того и гляди сосватают. Маме помощница в доме нужна…
Так долго тянуться не могло. В один прекрасный день я сказал отцу и матери, что есть на свете девушка, зовут ее Мадиной… Больше ни слова не успел вымолвить, мама искоса посмотрела:
— То-то я видела, какая она веселая…
— Мама, мама, я же еще ничего не сказал, ничего не решил…
Отец рассмеялся:
— Думаешь, не видно? Всему аулу видно, что скоро свадьба.
Я почувствовал, что краснею.
— Мне же только месяц назад исполнилось восемнадцать, — сказал я.