Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Как рассказывал автору сам Мориц, с ним в 1945 году произошла такая история, что, если бы он сам не был ее участником, никогда бы не поверил, что такое вообще возможно. Может быть, это произошло вследствие ошибки армейских кадровиков. В июне 1945 года он получил предписание вместе с частями 53-й армии, в составе которой он воевал с 1941 года, отбыть в распоряжение 2-го Забайкальского фронта в Монголию для участия в войне против милитаристской Японии. Еще до окончания боевых действий он был направлен в Северо-Западный военный округ в город Новосибирск. Доложив о своем прибытии начальнику отдела кадров округа полковнику Баранову, он услышал от него, что ему предстоит работа с японскими военнопленными.

— Я владею немецким и русским языками. Японским я совершенно не владею, — недоуменно пояснил Мориц, на что получил неожиданный и обескураживающий ответ:

— Ну какая разница: немецкий, японский! Это же иностранные языки. У вас есть опыт работы с военнопленными, вы справитесь. Можете идти.

К счастью, Мориц вскоре был направлен для продолжения службы в аппарат Советской военной администрации в Германии. Судьба сталкивает его со старым знакомым по детским и юношеским годам в Москве. Это младший брат Маркуса-Миши Вольфа — Конрад Вольф, как и Мориц, офицер Красной армии. Они вместе ведут политико-идеологическую воспитательную работу среди немецкого населения. После демобилизации в 1947 году Мориц продолжил прерванную войной учебу в мединституте, успешно защитил кандидатскую диссертацию. Он любимый ученик советского уролога с мировым именем Анатолия Павловича Фрумкина. Мориц и не планировал возвращение на свою действительную родину. Часть его родственников, любимая тетя Анна, двоюродные сестрички Рут и Эллю нашли смерть в печах Освенцима. Прошли годы, и в его жизни появилась Соня. Эту голенастую девчонку из младших классов школы имени Карла Либкнехта он давно потерял из виду… Они встретились вновь в Москве уже состоявшимися молодыми специалистами. Соня тоже училась в Первом мединституте. Начала учебу в эвакуации, когда Мориц был на фронте. Биографии их схожи. Она ребенком вместе с родителями — немецкими коммунистами эмигрировала в Советский Союз, ставший для нее второй родиной. Но если для Морица, прошедшего комсомол, фронт, члена партии коммунистов с 1943 года, были открыты все дороги, то над головой Сони Мушкатблат, рожденной в Германии в еврейской семье, способного и одаренного врача-микробиолога, как проклятье висела 5-я графа анкеты — препятствие для ее служебного и научного роста.

Рассказывает Соня:

«Папа был убежденным коммунистом. Он помогал партии с 15 лет, а в 17 стал ее членом. В нашей семье почти все были коммунистами. Папин брат был известным коммунистом, мамины братья тоже были членами КПГ. Мне хорошо запомнилась последняя ночь перед отъездом из родного “красного”[111] Хемница в Москву. Мы все, включая провожавших, распевали революционные песни. Особенно мне нравился “Авиационный марш” — “Все выше, и выше, и выше!”. Подъем у нас был колоссальный. Мы ехали в страну счастья строить социализм. Для отца было совершенно ясно, что, как только он обретет профессию, он обязательно должен поехать в Советский Союз и применить свои знания и силы во имя нового общества. Он закончил Высшее техническое училище в Дрездене. Ему предложили интересную работу в Южной Африке, где платили громадные деньги. Он отказался в пользу Москвы… Почему-то мне запомнился дорожный эпизод, когда мама, уже на советской стороне, открыла ящик стола в купе мягкого спального вагона и, увидев там кусок черного засохшего хлеба, сказала отцу, искреннее рассмеявшись:

— Ну что ж, ты, наверное, будешь кормить меня таким хлебом?

В Москве стояли жуткие морозы, к которым мы не привыкли. Меня так кутали, что я еле передвигалась. Квартира в центре Москвы была у нас по тем временам шикарная — с центральным отоплением, горячей водой, газом, ванной… Начало 30-х прошлого века. Мы знали, что страна переживает тяжелые времена. Особенно плохо было с продуктами, но мы этого не ощущали. Отец получал партмаксимум, этого нам вполне хватало. И, кроме того, у нас был так называемый инснаб, что означало обеспечение разнообразными и хорошими продуктами в любом размере работающих в стране иностранных специалистов…