Без семьи

И мы двинулись в обратный путь. Который был час? Полночь, а может быть, и больше. Ветер не стих, а дул ещё сильнее. Он поднимал снежную пыль и хлестал ею прямо в лицо. Дома, мимо которых мы проходили, были заперты и темны. Мне казалось, что, если бы люди, спящие там под тёплыми одеялами, знали, как нам холодно, они впустили бы нас к себе.

Виталис задыхался и еле шёл. Когда я его о чём-нибудь спрашивал, он мне не отвечал, а жестом давал понять, что не в силах разговаривать.

Из пригорода мы снова попали в город и теперь шли между стенами, на которых там и сям качались уличные фонари. Вдруг Виталис остановился, и я понял, что он больше не в состоянии двигаться.

– Разрешите, я постучусь в одну из дверей! – попросил я его.

– Не надо, нам не откроют. Здесь живут садовники и огородники. Они не встанут ночью. Идём дальше!

Пройдя несколько шагов, Виталис снова остановился.

– Надо немного передохнуть… Я больше не могу.

Мы находились у какой-то калитки, которая вела в сад. За забором возвышалась огромная куча навоза, покрытого соломой, как это часто бывает в садах огородников. Ветер высушил верхний слой соломы и разметал её по улице, у забора.

– Я сяду здесь, – с трудом проговорил Виталис.

– Вы же сами сказали, что если мы сядем, то замёрзнем и уже больше не встанем!

Ничего не отвечая, Виталис знаком приказал мне набрать соломы и скорее упал, чем сел на эту подстилку. Зубы его стучали, всё тело дрожало.

– Принеси ещё соломы, а куча навоза будет защищать нас от ветра.

Когда я собрал в кучу всю солому, какую смог найти, я уселся на неё рядом с Виталисом.

– Прижмись ко мне и положи на себя Капи, он будет тебя согревать.

Виталис, как опытный человек, прекрасно понимал, что при таком холоде мы почти наверняка замёрзнем, и решился сесть только потому, что совершенно выбился из сил. Сознавал ли он своё тяжёлое положение? Я так и не узнал этого. Но в тот момент, когда я, накрывшись соломой, прижался к нему, он наклонился и поцеловал меня. Это был его второй, и последний, поцелуй.

В кровати даже небольшой холод мешает уснуть, но под открытым небом сильный мороз охватывает оцепенением и нагоняет сон. Так произошло и с нами. Как только я прижался к Виталису, я тотчас же впал в забытьё и глаза мои закрылись. Я делал невероятные усилия, чтобы их открыть, и не мог; тогда я ущипнул себя за руку. Хотя кожа была почти нечувствительна, я всё же почувствовал слабую боль. Ко мне вернулось сознание. Виталис сидел прислонившись спиной к калитке, прерывисто и тяжело дыша. Капи, свернувшись на моей груди, сладко спал. Ветер дул по-прежнему и заносил нас обрывками соломы, которые падали, как сухие листья, слетевшие с дерева. На улице – ни души. Около нас и вдали – мёртвая тишина.

Мне сделалось жутко. Неопределённый страх и какая-то грусть вызвали слёзы на моих глазах. Мне казалось, что я должен здесь умереть. Мысль о смерти перенесла меня в Шаванон. Бедная матушка Барберен! Я умру и никогда не увижу её, нашего домика и моего милого садика… Непонятным образом воображение перенесло меня в этот садик. Весело блистало солнце, было жарко. Распускались жёлтые нарциссы, дрозды пели в кустах, и на изгороди терновника матушка Барберен вешала бельё, которое она только что выстирала в ручье, журчавшем среди камней. Затем внезапно я очутился на «Лебеде». Артур спал в своей кроватке, но госпожа Миллиган не спала и, слушая завывание ветра, думала о том, где я нахожусь в этот мороз. Потом мои глаза снова закрылись, сердце замерло, и я потерял сознание.

Глава XVIII Лиза

Когда я пришёл в себя, то увидел, что лежу в постели в какой-то незнакомой мне комнате. Я огляделся по сторонам. Яркое пламя очага освещало людей, стоявших возле моей кровати, – мужчину в серой куртке и четверых детей – двух мальчиков и двух девочек. Младшая девочка, лет пяти-шести, не спускала с меня своих удивлённых выразительных глаз. Я приподнялся. Ко мне тотчас же подошли.

– Виталис… – произнёс я слабым голосом.

– Он зовёт своего отца, – сказала девочка, по-видимому старшая из детей.

– Нет, это не отец, а мой хозяин. Где он? Где Капи?

Если бы Виталис оказался моим отцом, мне побоялись бы сразу сообщить о случившемся. Но, узнав, что он был только моим хозяином, они рассказали мне следующее. Калитка, возле которой мы свалились, вела в сад к садовнику. Около двух часов ночи садовник, собираясь ехать на рынок, открыл её и увидел каких-то лежавших под соломой людей. Он попросил их встать, чтобы дать проехать тележке. В ответ послышался лай Капи, но ни один из нас не шевельнулся. Нас пробовали растолкать, но мы не двигались. Тогда решили, что дело неладно. Принесли фонарь и увидели, что Виталис мёртв, а я чуть жив. Только благодаря Капи, который лежал на моей груди и этим немного согревал меня, я не замёрз окончательно и ещё дышал. Меня отнесли в дом садовника и положили в постель. Шесть часов я не приходил в сознание. Затем кровообращение восстановилось, и я очнулся. Несмотря на моё тяжёлое состояние, я сразу понял весь ужас случившегося: Виталис умер!