Без тормозов (СИ)

— Я тебя хочу, — со стоном говорю я, прижимая губы к его подбородку.

— Нам уже ехать пора, — возражает он, ссаживая меня с себя на кровать (но прежде чем это сделать, недвусмысленно прокатывается ладонями по моему крестцу).

Я корчу досадливую гримасу, но понимаю, что он прав, и позволяю ему опять подвязывать мой галстук, сбившийся во время моей диверсии, и поправлять волосы. Потом шофёр ненадолго зависает перед зеркалом, критически глядя на себя и теребя взорвавшийся вихор на затылке. Я заставляю его сесть и приглаживаю расчёской его непослушные волосы, с удивлением подмечая, что в этом мы с ним удивительно похожи: на затылке у него очень упрямые волосы, жестковатые и свивающиеся в спираль, непременно торчащую вверх или вбок, что бы с ними ни делали. Обычно Сугуру в фуражке, а когда мы чем-нибудь таким занимаемся — мне вообще не до этого, да и его волосы в эти моменты обычно в полном беспорядке. Порядочным количеством лака мне удаётся справиться с упрямой прядью, и теперь волосы Сугуру выглядят вполне прилично. Хотя, если спросить меня, то мне больше нравится, когда его волосы кудрявятся и лежат так, как им заблагорассудится. Ну, понятное дело, на столь официальное мероприятие абы как не пойдёшь! Ведь хоть Сугуру и пойдёт туда со мной, он прислуга всего лишь и не имеет права портить имидж Тораямы, бла-бла-бла… Я слышал, как дворецкий инструктировал горничных однажды.

И мы наконец едем в церковь.

Приглашённых — море: политики, бизнесмены; какие-то важные шишки, такие толстые, что смокинги на них по швам трещат; их жёны, вычурные и с тоннами косметики на увядших лицах; как будто клонированные подружки невесты в совершенно одинаковых платьях и с одинаковым выражением лица… Мы с Сугуру оказываемся в стороне, у крайнего прохода возле колонны. Я ни за что не хочу идти дальше (хотя вся семья должна сидеть на первой скамье) и командую шофёру:

— Здесь и останемся.

— Но… — пытается возразить он.

— Мне и отсюда всё хорошо видно. — Я приваливаюсь спиной к колонне. — Или я могу не сдержаться и всё испортить… как-нибудь.

Сугуру больше не спорит и остаётся со мной. Я оглядываю церковь и спрашиваю:

— А твой отец тоже здесь?

— Нет, — отчего-то поджимает он губы, — его не приглашали.

— Почему? — удивляюсь я (и тем удивительнее непривычно строгое выражение лица Сугуру).

— Они рассорились давно уже и почти не общаются, — неохотно поясняет Сугуру.

— М-м-м? Тогда нелегко тебе, — сочувственно говорю я.

— Почему? — с каким-то подозрением спрашивает шофёр.

— Ну… — Я немного растерян его реакции. — Ведь ты же тут работаешь, а они…

— Я это я, а они это они, — совсем уж недовольно заключает мужчина, — и хватит об этом.

Я бы ещё что-нибудь выяснил, конечно, но тут начинается церемония, и приходится замолчать.

По длинному проходу вышагивает невеста, играет торжественная музыка, а жених с нетерпением ждёт у алтаря… Впрочем, выражение лица Чизуо совершенно каменное, и никакого нетерпения на нём в помине нет. Священник ободряюще воздевает руки к небу и начинает церемонию, едва невеста становится рядом с женихом. Я почти не вслушиваюсь в его речь, там сплошные пафосные фразы, которые не имеют к происходящему никакого отношения. Я оживляюсь лишь тогда, когда священник спрашивает, есть ли у кого-нибудь какие-нибудь возражения насчёт происходящего, или причины, по которым этот брак не может быть заключён. Я вздыхаю.

Но вдруг среди минутной тишины очень чётко раздаётся:

— Есть!

Все вздрагивают и поворачиваются на голос, я тоже. Глазам своим не верю! В дверях церкви стоит Такку. И когда это он тут успел появиться? Охрана делает попытку его задержать, но он суёт им под нос приглашение, и они останавливаются, растерянно поглядывая на гостей и не зная, как себя вести.

— Кто ещё такой? — слышатся шепотки.

— Быть не может! — выдыхаю я, широко раскрывая глаза.

— Есть, — повторяет Такку, решительно направляясь к алтарю, — у меня есть.

Все кажутся растерянными, даже отец, а Чизуо… Ох, ну у него и физиономия в этот момент! Он стоит, вытаращив глаза, и явно силится хоть что-нибудь сказать, но может лишь бессмысленно двигать челюстью.

— Что происходит? — Сугуру наклоняется ко мне. — Мицуру?

Я едва слышу его, настолько занят происходящим. Неужели он всё-таки…

Такку обводит глазами гостей и с отвращением произносит:

— Хватит этого фарса!

— Ты… — скрипит наконец Чизуо.

— Разве нельзя быть честным… хотя бы с самим собой? — Такку быстро поднимается по ступенькам к алтарю. — Просто быть собой. Хотя бы себя не обманывай, а?

И вот тут происходит то, от чего у всех присутствующих глаза на лоб лезут: Такку вдруг решительно хватает Чизуо за лицо и целует. Взасос. Не так уж долго это и длится, всего пару секунд, но это имеет эффект разорвавшейся бомбы, честное слово!

А Такку быстро убегает из церкви. Я спешу следом (Сугуру, конечно, идёт за мной). Где Такку? Я озираюсь и вижу его, он сидит на капоте машины, зажав лоб, и в его глазах прыгает почти ужас.

— Такку? — осторожно спрашиваю я, подходя к нему.

Он поднимает на меня безумный взгляд и шепчет:

— Вот теперь мне точно конец.

Я не знаю, что ему сказать.