Без Царя…

— Действительно, — излишне оживлённо соглашается с хозяином Володя Щуров, убирая руку из-под стола к вящей досаде пьяненькой хозяйки, — оставайся!

— Увы, — старательно изображаю сожаление, которого не чувствую, — дела!

Дёргаю головой, и Володя, не спрашивая лишнего, встаёт из-за стола, не без сожаления.

— Прошу, не забирайте у нас милого Володеньку! — жеманясь и хихикая попросила хозяйка дома, и у перезрелой дамы это выглядело не мило, а скорее противно, — Мы без него пропадём! — Верну! — склоняю голову и как бы капитулирую перед превосходящими силами женских чар, — Непременно!

— Уже дерябнул? — с прохладцей интересуюсь у студента в прихожей.

— Ну… — отводит он взгляд и не пытаясь оправдываться.

— На сегодня хватит, — спокойно говорю я, с трудом давя желание сделать выговор, — у тебя дежурство поутру, помнишь?

— Помню, — выдыхает тот в сторону, затуманиваясь печалью и несбывшимся сексом.

— Всё, дальше сам, — сухо говорю я, — Не маленький.

Оббежав все квартиры, вышел на улицу и постоял у крохотного костра, запалённого дежурными у баррикады. К запахам дыма примешивается запах пороха, керосина и подгоревшего мяса, которое дежурные за каким-то чёртом затеяли жарить. Не иначе от скуки!

В голове теснятся мысли — поверхностные, суматошные и бестолковые, не задерживаясь надолго. Стресс, недосып и лёгкая контузия от близкого разрыва снаряда, чьи осколки меня не задели только чудом. Один к одному…

Чудо, что мигрени, мои извечные спутники, не приходят с визитом. Чёрт его знает…

Всё какое-то странное, сюрреалистичное, зыбкое и туманное. Ощущение, что я нахожусь в виртуальной реальности сильно как никогда. Приходится напоминать себе, что сохраниться я не могу…

… наверное.

От этого «наверное» становится вовсе уж странно. Как, собственно, странно выглядит моё нынешнее положение в Дружине. Я по-прежнему член Совета, и отвечаю за снабжение, одновременно командуя отрядом из почти тридцати человек, но офицеры и юнкера, с которыми мы соединились, уже отодвигают меня от власти. Исподволь.

Авторитет возраста, орденов, погон и чинов делает своё дело. Наверное, вздумай они прибрать нас к рукам де-юре, дружинники возмутились бы, но господам офицерам хватило понимания момента. От политики они традиционно далеки, но вот бытие в кадетских корпусах и гарнизонах, будь-то провинциальных или гвардейских, очень неслабо прокачивает уровень «цука[58]», интриганства и умения подсидеть ближнего. Грубая, примитивная, но вполне работающая прикладная психология мужского коллектива.

Я нахожусь в каком-то подвешенном состоянии. Распоряжаюсь, отдаю приказы… а потом приходит безукоризненно вежливый офицер в немалом чине и…

… нет-нет, он не приказывает! Советует! Просто разговор, в котором офицер ссылается на соответствующее образование и военный опыт, а потом как бы невзначай напоминает о моём возрасте. Есть и другие уловки, нехитрые, но вполне действенные.

А студенты в своём большинстве, по крайней мере в Дружине — вчерашние гимназисты и реалисты, привыкшие видеть старших безусловным авторитетом, и не привыкшие ещё в полной мере к тому, что они — тоже взрослые! Несмотря на, казалось бы, студенческую вольницу и декларируемую независимость, н-да…

Всё бы ещё ничего, но Валиев с Солдатенковым привыкли повиноваться командованию, и эта их привычка невольно распространяется на нижестоящих.

Я в этой ситуации выгляжу несколько нелепо, этаким опереточным персонажем…

«— Попандопуло, — подкидывает память, — Свадьба в Малиновке».

— Плевать, — говорю негромко вслух, подавляя желание спросить у кого-нибудь папиросу, — скоро всё закончится, так или иначе!

Карьеру в армии, будь-то Белая или Красная, я не планировал и не планирую, да и вообще, участие в Гражданской Войне хотелось бы свести к минимуму. Я вообще не хотел в этом участвовать, но вышло так, как вышло. Снежным комом всё покатилось, и всё катится и катится по склону дней, вбирая в себя жизненный сор…

Да и возраст у меня не тот, чтобы занимать официальные посты, я и так-то выделился участием в Совете. Единственный несовершеннолетний, так вот. Как только я наладил немного университетский быт, на меня начали поддавливать, желая, очевидно, занять насиженное место, и надавливая, в том числе, на дату рождения. Не ново.

… а всё равно неприятно. Не то чтобы гложет, но ситуация с тухлинкой. Попахивает. Господа офицеры, буде у них такое желание, могли бы просто объясниться по части моего возраста, студенческой вольницы и прочего. Деликатно.

Но они, очевидно желая подмять под себя студенчество, и не вполне понимая не самые позитивные последствия такого подхода, решили поступить иначе. Ну что ж…

Я, после училища и срочной службы, весьма скептически относился к таким понятиям, как «офицерская честь», и попав в это время, не изменил своего мнения. Ну разве что лоску побольше!

— … может, спать уже пойдёшь? — тронул меня за плечо один из часовых, участливо глядя в глаза.

— А? — вскинулся я ошалело, часто моргая и оглядываясь по сторонам, — Да, действительно…