Без ума от тебя

Даже несмотря на боль, она была вынуждена признать, что он очарователен. Возможно, даже… эмоционально интеллигентен?

– Уходи, – полусерьезно, тоном угрюмого подростка буркнула Харриет.

Она лежала на спине, глядя в потолок. Глаза были опухшие, но сухие – все слезы были выплаканы. Вести себя так не подобало, но она знала, что через это нужно пройти, чтобы выбраться на другую сторону. Если Кэл действительно сожалел и питал к ней симпатию, он поймет.

– А можно я все объясню и принесу извинения лицом к лицу?

– Нет. Объясняйся и приноси через дверь.

– Ладно. Только сначала сяду удобнее.

Она услышала, как шаркнула по стене его футболка.

– Есть такое немецкое слово «цугцванг». Оно обозначает положение в шахматах, при котором любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции. Именно так я чувствую себя сейчас, потому что, говоря то, что сказал, я руководствовался иными причинами, чем ты думаешь. Я не сомневался в тебе. Но все равно получилось хреново.

Харриет молчала. Ее лихорадило от унижения и сознания того, что он все знал. Кэл Кларк – неукротимый, овеянный ореолом, обладатель приоритетного посадочного талона на борт и на жизнь, – был в курсе того, как она выпрашивала секс. Ей хотелось провалиться от стыда. Она перевернулась на бок, моргнула от света, проникающего из-под двери, и закрыла глаза. Ощущение было такое, как будто ее раздели на городской площади, и Кэл оказался свидетелем ее Марша Позора. Сохранять спокойствие и держаться любезно, когда она была голой, а он нет, было невозможно, пусть даже его вины в этом не было.

– Пост на Facebook[10] мне показала коллега.

– Откуда ей известно, что мы с тобой знакомы?

– Я рассказывал о тебе. Кое-кто видел тебя на моем дне рождения. Она не знала твоей фамилии, но догадаться было несложно.

– А почему ты говорил обо мне?

Харриет чувствовала, что голос звучал до смешного сварливо, но на данном этапе о таких мелочах можно было не париться.

– Мы же друзья. Я считал, что изначально тебя порекомендовали как свадебного фотографа.

– Хм.

– Она иронично заметила, де, возможно, я плохо представляю, что за особа снимает комнату в моем доме. Я не согласился. Тогда она сказала, а не странно ли такое совпадение, что она вдруг появилась, а прежде была фотографом у тебя на свадьбе, и…

Кэл замялся.

– …и, де, ты в курсе, что я холост, и на меня нацелилась.

Харриет вздрогнула. Она представила, как Кэл мысленно прокручивал ситуации, в которых они контактировали, и выискивал попытки соблазнения.

– Я сказал ей не сходить с ума. А она припомнила мой рассказ о том, как мы с тобой заочно договорились насчет комнаты. Она сказала: как так случилось, что она позвонила первой, ведь объявление еще не появилось в Сети? Как такое могло быть, если она тебя не знала? Я понятия не имел, что на это ответить. Разумеется, я понимал, что никакого умысла у тебя не было, и хотел запастись ответом на следующий раз, если она поднимет эту тему. Следовало тебе сказать, чем был вызван вопрос, а не ходить вокруг да около, как мудак. Первым заговаривать про Facebook[11] я не хотел. Ты же не идиотка и шестипроцентного пейл-эля выпила немного, так что быстро сообразишь, что к чему. И вот, приплыли.

– И ты не подумал про себя: «О господи, а вдруг у моей квартирантки мозги набекрень?»

– Разумеется, нет! – с неподдельным возмущением воскликнул Кэл. – Даже не будь мы с тобой знакомы, и тогда было бы понятно, что пост – это бред сивой кобылы. В нем дикие логические перекосы. Скажем, зачем он копался в твоем телефоне?

Стороннее мнение о том, что ее оклеветали, снова отдалось в ней болезненным уколом, и одновременно Харриет была признательна и ощутила новый прилив унижения из-за того, что он был в курсе.

– Будь оно откровенным, еще куда ни шло, – пересилив себя, сказала она: ей претила мысль, что Кэл подумает о ней плохо, – но Скотт поднял бучу из-за самого обычного платья, снятого в примерочной интернет-магазина. «Провокационным» его счел бы разве что столетний дедушка.

– Не сомневаюсь. Этот Скотт из тех чуваков, которые даже не догадываются, когда их уши торчат наружу. Он выдает себя на каждом шагу.

Харриет внутренне смягчилась. Лорна говорила практически то же самое. Это давало надежду, что кто-то его раскусил.

– Круто сознавать, что новость о разоблачении такой отвязной абьюзерши, как я, добралась до редакции «Йоркшир пост», – и тише добавила: – Это такой… позор, Кэл.

– А хочешь, я опозорюсь?

– Не знаю. Попробуй.

– Пожалуй, я брякнул эту глупость отчасти потому, что… когда прочитал этот бред, захотел тебя защитить, и возникло чуть… собственническое чувство что ли.

У Харриет участилось сердцебиение, и она строго приказала себе не реагировать так бурно.