– Мы друзья, а тут этот бывший рассказывает про тебя всякие гадости. Я знал, что это выдумки. Но речь шла о времени до нашего знакомства. И меня это слегка дезориентировало, возникло что-то вроде… ревности. А тут коллега стала докапываться, что, де, я тебя не знаю, а я-то уверен, что знаю. Ну и меня задело.
Харриет тяжело сглотнула.
– Знаю, звучит эгоцентрично и жутко неуместно. Не в последнюю очередь потому, что тебе тридцать четыре, и, конечно, у тебя была жизнь до Джона Железного Кулака и переезда ко мне… и… о, боже, Кэл, что ты несешь… Ну, как-то так. Прочитав это, я подумал: «Да кто ты ей такой, мать твою, и как вообще смеешь?» Ничего больше. Выставил себя во всей красе, да?
На самом деле Кэл невзначай задел нужную струну. Харриет сама ощутила иррациональный собственнический инстинкт, узнав о случайной интрижке Кэла, которая имела место тринадцать лет назад. Неужели они…
– Нет. И, думаю, ты согласишься: имея в активе Скотта, я с большим перевесом лидирую в конкурсе ужасных бывших. Закрываем тему, твой голос не будет засчитан, – примирительным тоном сказала Харриет.
– Это спорный вопрос…
Харриет встала, откинула с лица волосы, взглянула на себя в зеркало (глаза выглядели жутко) и, покопавшись в ящике, нашла клочок бумаги. После этого открыла дверь. Кэл по-прежнему сидел на полу, упираясь ногами в носках в противоположную стену.
– Короче говоря, ты во всем винишь женщину?
–
– Ты – один большущий цугцванг.
Когда он поднялся, Харриет протянула ему карточку цветочного магазина.
– Помнишь, ты подумал, что букет был от клиента? Его послал Скотт. Незадолго до этого я столкнулась на свадьбе с ним и его невестой – она выглядела такой же подавленной, как когда-то я. Я написала ей письмо, рассказав о том, что он сделал со мной. Тем самым я хотела сказать: «Ты не одна». Цветы от него были обещанием того, что он поквитается. И поквитался, разместив пост на Facebook[12]
.Кэл нахмурился.
– А это уже ни в какие ворота, Харриет. Зря ты тогда промолчала. Мы могли бы обратиться в полицию.
– А что ты или они сделали бы? Я понятия не имела, что он предпримет в отместку. И после выходки Джона не знала, как ты это воспримешь. Свалилась на твою голову квартирантка мечты.
– Я бы разместил по периметру пулеметы, – парировал Кэл.
Она невольно покраснела.
– Серьезно, Харриет. Я считаю, этот Скотт – редкая сволочь. Клянусь жизнью Сэма, я ни на мгновение не поверил его россказням. Мне просто требовалось подтверждение банального свойства, и ничего больше.
Харриет подумала о своей тираде насчет пренебрежительного отношения к вопросам, о которых не имеешь полного представления. Кэл, по крайней мере, спросил.
– Извинения приняты, проехали, – сказала она, поникнув плечами. – Но у меня есть вопрос. Почему там кто-то написал, что ненавидит тебя?
– Что?
Она повела его в комнату и указала на стену.
– А, это Голозадый Нед. Твой предшественник. Он разгуливал по дому в чем мать родила и не закрывал дверь в туалет, когда мочился. Разыгрывал из себя Крутого Хиппи, пока я не сказал ему, что не канает и пусть сваливает. Тогда он на меня окрысился и насовал по дому бумажек с намеками на родословную моей мамы, так скажем. Я их потом где только ни находил – в книжных шкафах и даже в кофейнике. Повезло еще, что не забил меня до смерти своим диджериду, пока я спал. Это не эвфемизм.
– Ха-ха-ха. И после этого ты не захотел встретиться со мной?
– Мне понравился твой голос.
Кэл пожал плечами и улыбнулся, и у Харриет отлегло от сердца.
Глава 37
– Эй, детка, прости, что кричу, я по громкой связи, за рулем!
Акустика была такая, точно Брин стоял на вершине Скофелл-Пайк в бурю. Учитывая, что ее коллега и конкурент и без того отличался зычным голосом, эффект по громкой связи был как от трибуны болельщиков во время гола.
– Привет, Бриннерс, как дела?
Харриет держала телефон подальше от уха, испытывая легкое раздражение. Он названивал ей с утра – предыдущие пять звонков она пропустила.
Это было в воскресенье, с публикации поста Скотта прошло десять дней, и за это время она не получила ни одного заказа, если не считать имейла с вопросом о самой дешевой расценке, что явно было массовой рассылкой всем местным фотолюбителям. Смысла в дальнейших рассуждениях на тему о том, испортил ли Скотт ей жизнь, не было: уже стало ясно, что испортил.
Направляясь в центр города, где они с Лорной обедали в «Кадасе», Харриет думала, что разберется с Брином по пути, и шестой звонок приняла. Будь на его месте кто-то другой, такая маниакальная настойчивость могла бы вогнать в раздумья, но Брин был как щенок лабрадора-ретривера – гиперактивный и безобидный. Хотя хрупкий фарфор стоило убирать от него подальше. В данном случае хрупким фарфором была ранимая душа Харриет.