Без видимых повреждений

Но ведь дело не в семьях. Конечно, их осведомленность можно повысить, ведь, как говорит Кэмпбелл, жертвы действительно иногда делятся своими историями с друзьями или членами семьи. Но нужно принять во внимание другую группу; больше половины жертв убийств в определенный момент времени контактировали с медработниками. Другими словами, многое зависит от таких людей, как сама Кэмпбелл. Не только от сотрудников отделений скорой помощи, но и от участковых терапевтов, врачей отделений акушерства и гинекологии и многих других специалистов. Они часто оказываются первыми или даже единственными людьми, которые взаимодействуют с потенциальной жертвой убийства. Я вспоминаю клинику, в которую Салли отвезла Мишель, когда та думала, что Роки заразил ее венерической болезнью. Хотя HIPAA (закон по обеспечению доступности и подотчетности в медицинском страховании) запрещает сотрудникам клиники раскрывать любую информацию о Мишель, они увидели достаточно, чтобы прописать ей антидепрессанты. Что еще они заметили? Что могли упустить? Зашла ли речь о насилии, которому подвергалась Мишель? Молодая двадцатитрехлетняя замужняя мать двоих детей проверяется на наличие болезней, передающихся половым путем, и ведет себя так, – как бы это ни проявлялось, – как будто ей нужны антидепрессанты. Несомненно, тревожных знаков достаточно, чтобы постараться чуть больше выяснить о ее жизни.

Кэмпбелл помнит, как читала дело женщины, у которой в момент насильственной смерти, произошедшей в результате выстрела в висок, на руке был гипс. Ни в полицейском рапорте, ни в документах из отделения скорой помощи, в котором принимали эту женщину, нет ни слова о домашнем насилии. Гипс! Откуда он взялся? Судя по отчету, никто даже не подумал об этом спросить. Еще одна женщина, с которой встречалась Кэмпбелл, была парализована в результате произведенного ее мучителем выстрела, но после выписки из больницы она вернулась обратно к нему. Кэмпбелл спросила, говорили ли с ней о возможности обратиться в организации, помогающие жертвам домашнего насилия, и она ответила, что нет, но она была бы рада, если бы это произошло. Эта женщина вернулась к человеку, который ее искалечил, потому что ей больше не к кому было обратиться за помощью. Кэмпбелл разозлилась настолько, что пришла в травматологическое отделение, куда изначально привезли ту женщину, где, по утверждению Жаклин, ей сказали, что у них нет времени проводить оценку на предмет домашнего насилия. Кэмпбелл помахала перед ними заполненным в их же отделении листом приемки из медицинской карты на имя этой парализованной женщины и указала на строку, где было черным по белому написано: выстрел произведен мужем

.

Во время краткого перерыва посетители проверяют телефоны и пьют кофе. Я спрашиваю одного из полицейских, как он узнал об этой лекции, и мужчина отвечает, что мэр их города, Оберн-Хилс, недавно призвал к более эффективной борьбе с домашним насилием. И теперь они ходят на подобные тренинги по оценке рисков. За неделю до этого им объясняли, как распознать признаки удушения. Позднее Кэмпбелл прервет лекцию, посмотрит на двух присутствующих вооруженных полицейских в форме и скажет: «Спасибо вам за ваш труд по обеспечению безопасности женщин».

После окончания лекции в центральном проходе люди встают в очередь: они хотят поблагодарить Кэмпбелл, хотят рассказать ей истории из своей практики, истории о том, как ее труд спас не просто «жизни» в общем, но жизнь конкретного человека. Как Жаклин помогла этой женщине, которую никогда не видела, этому ребенку, который благодаря ей не вырастет сиротой. Если в мире борцов с домашним насилием и есть статус знаменитости, то он принадлежит Кэмпбелл.