На Мишель короткие шорты, обрезанные из джинсов. «Даже в такой темноте, – говорит Роки, переводя фокус со стен пещеры на задницу жены, – покажи мамочке, какая она на самом деле».
В последнем видеосюжете появляется шестиугольная клетка-аквариум. А в клетке, изогнувшись на хвосте и нацелив взгляд в камеру, стоит змея. Ее спина украшена коричневыми ромбами, а мощная средняя часть выдается вперед. Гремучая змея. Слишком крупная для такой клетки, тугая, как взведенная тетива. Роки снимает, а на заднем плане слышны голоса детей. Роки стучит по стеклу пальцем левой руки пять или шесть раз. Змея не двигается, только лениво моргает, следя за пальцем. Тук. Тук. Тук. Пару раз высовывается трепещущий язык. Кажется, змею не интересует человек, который пытается привлечь ее внимание. И вдруг, внезапно… щелчок! Змея врезается в стекло и возвращается в стойку так быстро, что за движением не уследить. Слышен только стук. «Воооу», – произносит спасенный стеклянной стенкой Роки.
Это – последний кадр видео. Змея. Стук тук-тук-тук. Роки, демонстрирующий свою власть над существом, которое в другой ситуации в миг бы его прикончило.
Голос Роки: «Охренеть».
И тишина.
Часть II. Начало
Покаяние
Джимми Эспиноза охотился на слабых девушек.
Как магнит притягивал уязвимых. Определял жертву по глазам и манере двигаться. Джимми ловил ищущий, голодный взгляд, и знал – она на крючке. Как правило, пусть и не всегда, это были молодые девушки. Растерянные, управляемые. «Если девушка росла без отца, – рассказывает Джимми, – я знал, что могу ее заполучить». Он одинаково обращался со своими девушками и своими проститутками: как с вещами, которыми пользовался и от которых избавлялся по собственному желанию. Мог ударить, а мог не бить. Мог трахнуть, а мог отвернуться к стене. Он решал что, когда и как. А они ему служили.
Эспиноза не задумывался о том, хорошо или плохо поступает. Не вел внутренних диалогов о морали. Деньги подчинялись особой каннибальской логике улиц: чем больше имеешь, тем больше теряешь. Чем больше теряешь, тем больше хочешь. Чем больше хочешь, тем больше проституток держишь, и так без конца. В 90-х Джимми Эспиноза был одним из самых скандально известных сутенеров в Сан-Франциско. По его расчетам, в удачные дни набегало до пятнадцати тысяч. В те годы в Мишен дистрикт ходили не за латте и дизайнерскими джинсами, а за неприятностями.
Джимми оставил такой след в истории, и кажется удивительным, что его сделали главой программы против домашнего насилия в той самой тюрьме, где он сам когда-то сидел. Его жестокость – в мире, где сейчас живет Эспиноза, к этому слову добавляют притяжательное местоимение мужского рода – была направлена против женщин, которые на него работали, и женщин, с которыми он встречался, против членов враждебных группировок, да против кого угодно, кто на него косо посмотрел. В арсенале Джимми было и изнасилование; себя Эспиноза называл «отморозком из трущоб». В те дни его больше всего заботило, куда бы спрятать свои гигантские залежи денег. Джимми набивал ими матрасы, сиденья машин: всё, что попадалось под руку. Эту дрянь в банк не положишь. Сотенные купюры, скомканные в коробках из-под кроссовок Nike. Эспиноза купил BMW, мерседес, мотоцикл. «Я хочу, чтоб все знали – я та еще скотина, – Джимми всегда говорит в настоящем времени, – я падальщик, братан».
Бритая голова Эспинозы украшена знаменитыми видами Сан-Франциско: Трансамерика, мост Золотые Ворота. Глядя на нее, можно набросать маршрут туристической прогулки. На костяшках Джимми вытатуировано «tuff enuf», а на шее – «Est. 1969».