Мы прожили в Сан-Антонио уже несколько дней, но Джолли ни разу даже не намекнул мне на продолжение нашего сотрудничества. Мои надежды на будущее таяли на глазах. Однако я продолжал ухаживать за тобой, Берк, исподтишка наблюдая, как Джолли готовит караван к новому путешествию. Я старательно приучал себя к мысли о том, что мне нужно идти своим путем. К этому времени неизбывная жажда Донована уже накрепко в меня вцепилась, и я взял себе в привычку наполнять подаренную им фляжку у каждого источника воды и в течение всего дня отпивал из нее по глоточку. Эта его жажда и мою душу наполняла удушающим ужасом, и мне все время казалось, что фляжка окажется пустой и я не смогу даже горло смочить, так что я ни разу не позволил себе полностью ее опустошить и каждый раз наполнял заново, даже если в ней и так воды было чуть ли не до краев; разная вода внутри нее постоянно перемешивалась и приобретала самые разнообразные привкусы: земли и железа, зелени и дождя, который обычно полдня только грозился, зато уж потом устраивал настоящий потоп – бедствие для тех, кто не успел от него укрыться. Таков уж был нрав Сан-Антонио.
Желание Донована – его неутолимая жажда – сильно отличалось от желания Хобба. После той нашей ночной встречи оно, похоже, стало понемногу слабеть и в итоге превратилось для меня во что-то вполне обыденное, само собой разумеющееся. Возможно, Донован выражал свое желание более спокойно, потому что умер, будучи значительно старше Хобба, уже научившись себя сдерживать. А может быть, его желание просто не смогло соперничать с желанием Хобба, которое давно уже укоренилось во мне – оно лишь заставило потребности Хобба чуточку потесниться, но так и не сумело стать столь же свирепым. Это привело меня к размышлениям о том, что же такое вообще желания мертвых и позволено ли мне самому иметь собственные желания. Или я теперь обязан вечно удовлетворять потребности тех, с кем когда-либо жизнь меня сводила, и тех, с кем мне еще только предстоит познакомиться? Я мало что в этом понимал, а теперь, пожалуй, понимаю и еще меньше, вот только стоит мне закрыть глаза, особенно когда я пью воду, и меня вполне может застигнуть врасплох некое видение. Чаще всего в виде мимолетного промелька – я едва успеваю уловить какие-то детали: лицо Донована или Хобба, или какое-то свое старое чувство, или переживание, которые, впрочем, вполне узнаваемы. В последующие годы стали возникать и совершенно незнакомые картины: некий вечер, которого я не помнил; некая женщина; некая улица, засыпанная снегом; некая девушка, присевшая на корточки у воды. Ну, теперь-то мне ясно, кто все они такие. А тогда мне от подобных видений становилось не по себе, поскольку я никак не мог понять, что же мне на самом деле хотят показать: то ли былое, то ли возможное, то ли несбыточное.
У меня-то самого было только одно желание: продолжать путь вместе с верблюжьим караваном хотя бы в качестве гостя и постоянного попутчика, а если не удастся, то сразу же перестать этого хотеть.
Вечером накануне отправки каравана в путь меня отыскал Джолли, и мне показалось, что он как-то странно возбужден. Я очень надеялся, что это не из-за нежелания говорить мне «прощай», и боялся, что, если он меня обнимет, я себя опозорю и разревусь. Но, как оказалось, беспокоился я зря. Джолли твердым, как кремень, голосом сообщил: «Тебя наш лейтенант требует» – и повел меня в квартирмейстерскую. Мы поднялись по лестнице и прямиком прошли в кабинет Неда Била. Лейтенант сидел за огромным письменным столом на стуле, сделанном из оленьих рогов. Некоторое время он, не мигая, меня рассматривал, потом спросил:
– Кто ж ты такой, парень?
Я сказал, что я один из погонщиков. Это пока действительно так и было. Он снова внимательно посмотрел на меня, потом на Джолли и поднял руку, словно призывая нас помолчать.
– Насколько я знаю, для ухода за верблюдами Уэйн нанял шестерых: Хай Джолли, Мимико Тедро, грека Джорджа, Халила, Длинного Тома и Элайеса. Двое из них сбежали в Индианоле после спора об оплате. Так кто же, черт побери, ты такой?
Джолли не выдержал:
– Они просто неправильно его записали, эфенди. Его зовут Мисафир. Он мой двоюродный брат. А в Индианоле от нас ушел только Элайес.
Я стоял и кивал. У Неда Била были такие густые кустистые брови, что это невольно наводило на мысль о его сверхъестественной проницательности. Он взял со стола какую-то бумагу.
– Я тут письмо из Тексарканы получил, и вот что в нем говорится: «Прислушайтесь, пожалуйста, к нашему совету. У нас есть все основания подозревать, что среди ваших погонщиков скрывается человек по фамилии Мэтти. У него внешность левантийца, он маленького роста, ему около двадцати трех лет, и он давно объявлен в розыск за убийство Джона Пирсона из Нью-Йорка. Ранее он состоял в банде известного преступника Донована Майкла Мэтти, на днях повешенного в Сан-Антонио. Любого, кто покажется вам соответствующим указанным приметам, просим незамедлительно посадить под арест и сообщить нам».