Без войны и на войне

После войны, уже в 1960-е годы, Конев писал о том, что поправки, сделанные в обозначении разграничительной линии между фронтами, он принял как должное, поскольку они были продиктованы высшими интересами дела. Более того, в силу масштабности задач, которые решала наша армия под Берлином в последние дни войны, перипетии отношений не должны были, по его мнению, оставить никакого осадка у участников: сохранение боевой дружбы и товарищества между фронтами в любой обстановке и при любых обстоятельствах важнее, чем чье бы то ни было личное самолюбие. Уверена, что, несмотря на все переживания, понимали это и командармы Рыбалко и Лучинский.

Войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов завершали окружение противника. На выручку окруженной группировке очень напористо рвался генерал Венк, но его части были разбиты и отброшены от Берлина. Генерал Венк не снискал лавров спасителя Берлина и самого Гитлера. 29 апреля войска 1-го Белорусского фронта вели бои уже в самом центре города и подходили к Рейхстагу, к имперской канцелярии.

Командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг впоследствии вспоминал, что Гитлер не принял в тот день окончательного решения, но дал принципиальное согласие оставить Берлин и попытаться вырваться из окружения. По мнению Конева, со стороны гитлеровского командования это было не проявлением воли к борьбе, а, напротив, свидетельствовало о растерянности и боязни смотреть правде в глаза.

30 апреля войска обоих фронтов продолжали вести бои в Берлине, уничтожая окруженную вражескую группировку. Гитлер все еще колебался: днем он предоставил генералу Вейдлингу свободу действий и разрешил попытку прорыва, а к вечеру отдал генералу новое распоряжение: оборонять Берлин до последнего человека. Гитлер метался, а части окруженного гарнизона упорно дрались за каждый квартал, за каждый дом. Уже к концу дня 30 апреля положение берлинской группировки стало безнадежным. Передовые части армии генерала В. И. Чуйкова находились в 800 метрах от гитлеровской канцелярии. Прошел слух об исчезновении Гитлера и его самоубийстве. Командованием 1-го Украинского фронта эти сведения были получены 1 мая из штаба 1-го Белорусского фронта. Преемники Гитлера для ведения переговоров отправили начальника штаба сухопутных войск генерала Кребса. Все вопросы, связанные с прекращением боевых действий в Берлине и последующей капитуляцией немецко-фашистских войск, по указанию Ставки решались маршалом Жуковым.

Из стенограммы беседы И. С. Конева с К. М. Симонова о взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом:

Конев: Мне бы хотелось сказать о наступлении в Берлине и о взаимодействии с соседом – 1-м Белорусским фронтом. Чем дальше продвигались наши войска к центру Берлина, тем больше возникало трудностей взаимодействия с 1-м Белорусским фронтом, особенно в применении и нацеливании авиации. Применять авиацию в условиях городских боев вообще очень трудно. Из-за того, что все объято пламенем, дымом, пылью, трудно вообще различить картину военных действий. По докладам, которые я получал от командующего 3-й гвардейской танковой армией Рыбалко, я знал, что он несет большие потери, хотя немецкая авиация по нашим наступающим войскам в Берлине почти не наносила ударов, она была подавлена, и наше господство в воздухе было полным. Рыбалко с большой тревогой докладывал: «Несу потери от нашей авиации. Трудно отличить, которого фронта – 1-го Белорусского или 1-го Украинского». Я даже не исключаю, что действовала наша авиация, хотя командиры корпусов находились на передовых командных пунктах вместе с командармами, но нацеливание было очень затруднено. Такое же положение сложилось и на 1-м Белорусском фронте, где действиями авиации руководил Главный маршал авиации Новиков. Так что не исключено, что по нашим войскам били и свои, и чужие. Словом, Рыбалко было тяжело. Он просил: «Очень прошу вас – самое главное: прекратить действия нашей авиации, просто не дает никакого покоя, несем очень сильные потери». Вот такой доклад я неоднократно получал от Рыбалко.

Все это так обострило отношения между командующими фронтами, что потребовалось даже вмешательство Верховного главнокомандования. И та и другая сторона обратились с просьбой организовать взаимодействие войск, участвующих во взятии Берлина. Я понимаю, что ряд выпадов и резкостей можно списать за счет сложной и острой обстановки, большого нервного напряжения и огромной ответственности, которую несли командующие обоих фронтов.

25 апреля Ставкой была установлена новая разграничительная линия.

Симонов: А к моменту установления разграничительной линии у вас какие-нибудь части оказались за ней или нет?

Конев: Да, оказался целый корпус – 9-й танковый корпус армии Рыбалко, его пришлось выводить.

Симонов: В центре Берлина?

Конев: Да, это в центре Берлина.