Без взаимности (ЛП)

Это шутка, я знаю. Саркастическое замечание. Мне стоит тут же забыть о нем не портить момент — я и так ворую у Томаса немало времени.

Но мое упрямое сердце не в том настроении. Оно тут же вспоминает слова Томаса, сказанные в ту ночь в его полном коробок кабинете: «Я нашел дневники своего отца и его стихи и понял… что нашел для себя способ высказаться».

Наверное, Томас замечает, что я замерла в его объятиях, поскольку тоже напрягается всем телом. После той попытки в машине я больше не затрагивала эту тему — что он больше не пишет.

— В чем дело? — нахмурившись, спрашивает он.

— Ни в чем, — улыбаюсь я и начинаю массировать ему плечи, делая то, что у меня получается лучше всего — отвлекать его.

— Лейла, — предупреждающе рычит Томас. Это так нечестно. Я не могу устоять перед его голосом.

Каким-то образом меня одновременно получается напрячься и удрученно ссутулиться.

— Я… Я хочу посмотреть, как ты пишешь. Хоть немного. Что угодно. Просто хочу увидеть.

Проходит секунда. Потом вторая. В моей грудной клетке нарастает давление. Только не молчание. Оно все разрушит.

— Мне тяжело видеть тебя таким. Томас, я все понимаю. Но это так очевидно. Ты…

Не дав мне договорить, Томас поднимает меня и кладет стол. А когда пытаюсь сесть, прижимает ладонь к моей груди, чтобы я не двигалась. Он возвышается надо мной, словно какой-то бог гнева — с хмурым лицом и сияющей кожей. Моя грудная клетка вздымается и опадает под его ладонью, словно лишь благодаря ему я в состоянии дышать. И если он уберет руку, мне конец.

— Сними свитер.

Что? Нет.

— Томас…

— Снимай, — повторяет он и проводит языком по верхней губе.

Задрожав, я подчиняюсь. Когда оголяю грудь, дыхание Томаса становится глубже.

— И подними юбку до пояса.

Я делаю, как он сказал, и на этот раз его дыхание ускоряется, когда он молча смотрит мне между ног и на татуировку. Костяшками пальцев поглаживает вокруг нее, и мышцы моего живота непроизвольно сокращаются. Обеими руками раздвинув мне бедра, Томас большим пальцем проводит по мягкой коже и по мокрым складкам. Я ерзаю и извиваюсь от его прикосновений, от чего колышется моя отяжелевшая грудь.

Томаса возбуждает даже само зрелище. Он любит смотреть, как покачивается моя грудь, поэтому я извиваюсь снова и снова, корчусь и выгибаюсь в пояснице, чтобы разжечь его похоть. Меня это тоже заводит, хотя хочется скулить — я хочу, чтобы он поговорил со мной. Я больше не хочу отвлекать его или быть фальшивой Золушкой. Мне необходимо быть с ним самой собой. Это пугает так сильно, что я забываю, как дышать.

Такие мысли приходят ко мне не впервые, и я не понимаю, как их остановить.

Способность дышать возвращается, когда Томас отходит немного и достает из кармана пачку сигарет. Выуживает одну и закуривает.

Его ноздри вздрагивают, а у меня пересыхает во рту, когда он кладет свободную руку мне между ног и сжимает. Жест такой грубый и вульгарный, но при этом настолько собственнический и… очень эротичный.

Другой рукой Томас вынимает сигарету изо рта, и дым спиральками поднимается вверх. Я едва не взвизгиваю, когда он погружает в меня два пальца и, приподняв кончики, медленно поглаживает меня изнутри.

Я пытаюсь схватиться за его руку, но Томас качает головой.

— Держись за край стола.

Тяжело сглотнув, я подчиняюсь и наблюдаю за тем, как, сделав еще одну затяжку, Томас продолжает меня дразнить. Потом наклоняется над моей грудью и делает еще одну большую затяжку.

— Т-томас? — я напугана. Тлеющий конец сигареты слишком близок к моему телу — прямо над грудью, над сердцем. Он что… неужели хочет поставить на мне метку?

Когда взгляд Томаса встречается с моим, я не в силах отвернуться. В его глазах что-то изменилось и появилось нечто опасное, что сильно пугает. Вынув сигарету изо рта, он выдыхает дым над моим соском, а потом наклоняется и втягивает его в рот. Я непроизвольно приподнимаю бедра, и его пальцы погружаются глубже. Громко застонав, я раздвигаю ноги еще шире. Поднимаю ноги и пятками упираюсь в край стола.

— Ты говорила… — начинает Томас, не поднимая головы и хриплым голосом посылая неистовую дрожь по всему моему телу.

— Что? — немного приподнявшись, спрашиваю я у темноволосой склоненной над моей грудью головы.

Томас прижимает палец к клитору и высокомерно вздергивает бровь.

— Пыталась сказать, будто понимаешь и о чем-то там очевидном.

Признав свое поражение и, возможно, ощущая еще и злость, я откидываюсь назад. Больше не хочу быть его долбаной куклой.

Заметив мое напряжение, Томас окутывает теплым дымом другую грудь, после чего снова с силой втягивает в рот сосок. Я чувствую, как между ног стекает густая струйка моего возбуждения.

— Ты такая мокрая, Лейла, — стонет Томас. — Всегда горячая и мокрая. Мне нравится думать, что ты хранишь свое тепло специально для меня. Скажи, это так, Лейла? Скажи, ты спишь, зажав руку между ног, чтобы оставаться горячей и готовой для меня в любой момент?

Мои ноги сами собой поднимаются и обхватывают его за талию; я извиваюсь на этом столе, ненавидя себя и его за то, что он творит со мной.