Бездна

Светлая и солнечная, словно светится изнутри, как тёплая бабушкина лампа в моем детстве, она всматривается в меня с интересом, словно и я тоже что-то непривычное, будто муха в нашем стерильном мире.

Я лишь глупо растянул губы в улыбке, чувствуя её неуместность, но Ванда очень уж смотрится счастливой и радостной, с моей стороны свинство оставаться Чайльд-Гарольдом.

– Странный вопрос, – произнес я всё ещё вяло. – Как и всё человечество, убиваю время. То есть живу счастливо в мире, где всё для человека, всё во имя человека.

Она засмеялась.

– Как в раю?.. Беспечно и бездумно?

Я сдвинул плечами.

– Это же время, о котором мечтали!.. Когда Господь пинком отправил Адама из рая, он сказал вслед: «В поте лица своего будешь есть свой хлеб!» И всю жизнь с тех пор человек в поте лица ел, спал, трудился, трудился, трудился… И только вот сейчас наконец-то вернулся взад в рай.

Она поинтересовалась с интересом:

– Не наскучило?.. Сладкого можно и переесть.

– Пока вроде бы не переели, – ответил я чересчур твёрдо. – От одного сладкого переходим к другому, никто вслух не жалуется, хотя некоторые бурчат, но ещё не знают, на что. А ты не инопланетянка, случаем?.. Таких простых вещей не знаешь.

Она рассмеялась задорно и весело, запрокидывая голову и показывая нежную белую шею, почти не тронутую загаром.

– Знаю, но интересно, как относишься ты?

– Почему я?.. Все наши человеки так.

Она ответила с загадочным голосом:

– Ты – не все. Тебя я вот почему-то выделяю.

Я спросил с настороженностью:

– Почему?

– А этого не скажу, – сообщила она всё так же таинственно. – Есть причины.

– Какие?

– И не пробуй догадаться, – ответила она уверено.

Я посматривал со всё большим интересом, хотя теперь удивить чем-то трудно, да и не отличается она от большинства особей женского пола.

Хотя нет, отличается. Именно простотой, сразу видно, не гонится ни за модой, ни за трендами. Что-то в ней от той старой эпохи, которую вспоминаем с ностальгией, совершенно не желая помнить, что вообще-то время было по нынешним временам просто ужасное.

– Делать тебе нехрена, – сказал я, – как и всем нам. Но когда подворачивается дело, то уже как обухом в лоб, это же потрудится надо!

– А нужно это в раю?

– Нужно, – сказал я со вздохом. – Везде, хоть в раю, хоть в аду. Без этого нет человеков. Кто сказал, что труд создал человека?.. А человек хитрая и ленивая тварь, тут же автоматизировал всё, чтоб не перетрудиться. И проиграл.

В её взгляде проступило глубокое сочувствие. Поняла или нет мою замысловатую хрень, но видит, как мне пенисно, инстинктивно сочувствует, у настоящих женщин это в ДНК. Господь не зря разорвал гигандроморфа пополам, так эволюционно оправданнее для выживания вида и поддержки друг друга.

– Ты странный, – произнесла она наконец в задумчивости. – Не думала, что в раю можно страдать.

– Тоже не думал, – сообщил я. – Но из рая уже не убежать, увы.

– Сходи на спектакль, – посоветовала она. – Я видела афишу в небе… Премьера, «Крекондавль и гигилетка». Вроде бы грядущий хит на все времена!

Я поморщился, она улыбнулась, я запоздало сообразил, что даму вообще-то нужно пригласить хотя бы в кафе на чашку кофе, уже отвык от таких жестов, торопливо повёл правой дланью, и в двух шагах из булыжного покрытия площади поднялся небольшой столик и два лёгких кресла по обе стороны.

– После трудов праведных, – сказал я виновато. – Экспрессо или латте?

– Латте, – ответила она без раздумий. – Спасибо.

Опустилась на сидение легко, словно облачко, ладони чинно опустила на колени, улыбнулась чуточку смущённо, словно это вот питье кофе вдвоём уже к чему-то обязывает.

На столе появились две изящные чашки из тончайшего фарфора, жидкость цвета чёрного жемчуга начала подниматься снизу и послушно остановилась возле золотого ободка. Я не силен в создании роскошных обедов, там у нас король Южанин, но кофе я научился создавать лучше всех.

Она с такой осторожностью взяла чашку, что мне почудилось, будто боится раздавить хрупкое изделие, улыбнулась мне сияющими глазами.

– Какой аромат… Давно кофе не пробовала.

– Мой рецепт, – сказал я скромно.

На мой взгляд, держится всё ещё чуточку скованно, словно из прошлого века кто-то её воскресил раньше нас, сделала пару мелких глотков, взглянула поверх края чашки смеющимися глазами.

– У нас чисто мужская компания, – сообщил я. – Нет, не нарочито, так сложилось.

Она сказала мирно:

– Когда-то мужчины группами на мамонта, потом на шашлычки и на рыбалку. Женщины с подругами предпочитали шоппинговать, перемерять сапожки и серьги… Но у вас получается?

– Со скрипом, – признался я. – И работать разучились и, хуже всего, ощутили, что всё не так просто, как казалось в дурной юности.

– Воскрешать?

Я сделал большой глоток, кофе в самом деле получился, я в ударе, да и настроение приподнялось, покачал головой.

– То дело техники, а вот что дальше?.. Техника ждет указаний, а мы увязли. Раньше надо было продумывать. И не нашей группой, мы не самые мудрые на свете, хотя это обидно, а как бы вот шире круг, детки…