– Хватит ждунничать. Двинемся к нашему солнцу русской словесности, хотя многим уже расхотелось, как вижу. Нас мало, но мы всё ещё в тельняшках, что обызывает.
Тартарин пошёл рядом со мной, старательно ступая в ногу, спросил тихонько:
– А как насчет того, что Пушкина воскресят и другие?.. Как-то нехорошо, если несколько Пушкиных на квадратный километр.
Я ответил нехотя:
– Законодательство не успевает. Там такие же проворные, как и мы. Нам только черепах сторожить, да и те разбегутся. Какое-то время будут сотни Пушкиных, тысячи Мерилин Монро, пара миллионов Клеопетр… Потом утрясется.
– Клеопатр, – поправил Южанин, – Была такая египетская царевна… Я бы её взял на диван!.. Если не слишком толстая.
– Царица, – поправил Гавгамел. – По слухам, даже Нефертити перенефертитит, но, думаю, народ разочаруется, когда увидит. Даже раньше, чем это дело устаканят в правовое русло.
Южанин сказал со вздохом:
– Тоже так думаю. Ничего в наших предках интересного не найдём, но воскресить надо, Фёдоров прав, это наш долг. Мы им обязаны своими жизнями. Не дожили, но дали ростки, что дотянулись до нашего времени.
Южанин, вконец разленившись, так и не встал с послушно плывущего рядом с нами дивана, вынул из воздуха банку с пивом, отхлебнул и сказал подобревшим голосом:
– А всё-таки это счастье, время наконец-то наше… Помните, мы в те времена перетирали, что когда-то да наступит час, когда снова увидим родителей… Кто бы подумал, что именно воскрешать именно нам!
Тартарин сказал хамским тоном:
– Я вообще-то не отказался бы, чтобы кто-то другой всё уладил. Я бы только пальчиком указывал.
Южанин спросил:
– А мы что делаем?
Тартарин ухмыльнулся с плохо скрываемым сарказмом.
– Мы в самом деле что-то делаем?
Я остановил спор, что, как обычно, грозит уйти в сторону, а потом перерасти в пустой треп ни о чём:
– Стоп-стоп!.. Тартарин, ты был на связи с Пушкиным?
Тартарин гадко хихикнул.
– Да, в качестве дежурного по роте пообщался. Как лекарь!.. Сейчас ещё спит, он же барин, но когда проснулся, вельми изумился, что к нему дворовых девок не пустили для растления. Я нижепоклонно заверил, что уже завтра допустим, для нас главное – здоровье любимого императором поэта, а так необходимые для творчества плотские утехи идут следующим пунктом или даже параграфом мелким шрифтом, как бы петитом.
– Девок делай эпохных, – напомнил Гавгамел – а то от нынешних сам застрелится. Вон у нас шеф уже сам не свой, о женщине думает, представляете?
– Я другое представляю, – возгласил Южанин с дивана, – как мы ему всё устроим? Я имею в виду Санкт-Питерсбурх с императором, улицы с извозчиками, мамзелей и цыган с медведями?.. Нельзя его сразу в наш мир?..
Гавгамел сел с ним рядом, Южанин поспешно сдвинулся от этой горы плотного, как камень, мяса и железобетонных костей.
– Нельзя, – сказал он. – Уже все видим, что поспешили. Так что надо как-то выпутываться. Мы с Тартарином уже сгипоталамились на этот счет. Я займусь Петербургом, а он создаст обстановку. Будет подстраиваться по мере развития и углубливания нашего пациента в окружающий мир. Но вдвоём не потянем, помощь бы не помешала, как говорят гномы.
Южанин пробормотал:
– Цифровик я неважный, но воображение у меня как у сумасшедшего поэта. Так что я в деле. Думаю, за сутки управимся.
– Я прослежу за Пушкиным, – пообещал Ламмер, – лекари, дескать, велят сегодня ещё не покидать дом, а завтра можно хоть в Петербург. Или лучше на послезавтра?.. Тогда не спешили…
– Как и сейчас, – подтвердил Гавгамел мрачно, – шеф?
Я встрепенулся, сказал быстро:
– Ламмер отвечает за Пушкина, а вы двое организовываете команду по созданию виртуального Петербурга!
– Да он уже есть, – сообщил Южанин, – мы только приспособим его, чтобы наше светило чувствовало себя там как рыба в воде.
Лица соратников посветлели, словно на них упал луч солнца. Я со стыдом ощутил, что и у меня полегчало, никто не любит проигрывать, а Южанин с Тартариным как бы отодвигают нас от проигрыша, принимая груз на свои плечи.
– Добро, – сказал я. – Так и решим. Все «за»?.. Вот и хорошо, хотя это, конечно, нехорошо, но это значит, что мы в реале.
– Когда всё хорошо, – подтвердил Гавгамел, – то вроде и всё мимо. В говно вступать нужно для эволюционного процесса и гормонального равновесия.
– Что мы сейчас и сделали, – согласился Тартарин. – Уже вижу, почти все приходят к такой бездонной мысли, вон как лбы морщат… Да, это жёстко, но раз уж вляпались, давайте отправим в виртуальный, где и Петербург с Его Императорским Величеством, и цыгане с медведями, и все прочие знакомые удовольствия. Шеф?
Я сказал неохотно:
– Это жёстко, но в самом деле он не отличит наш виртуал от реала, будет счастлив. А это главное, чтобы человек был счастлив. Человек создан для счастья, как… что там дальше?
– Как рыба для полёта, – подсказал Тартарин.
Южанин посмотрел на меня с сочувствием, даже в голосе прозвучало нечто вроде сострадания:
– Да, мы же счастливы?.. Давайте потрудимся над виртуальным Петербургом. Лучше самим, не доверяю этому продвинутому ИИ в таком деле!
– Я тоже, – поддержал Тартарин. – А то такого наворотит!